Селия Фридман - Пожиратели душ

– Но мужчины-маги долго живут.

– Мужчины – да. – Впрочем, многие мужчины, желавшие стать магистрами, тоже не поднялись выше уровня ведьм. Если заниматься этим в одиночку, провал почти неминуем. Это означает короткую жизнь в погоне за мечтой, которую удалось осуществить очень немногим, и преждевременное угасание душевного огня. В худших же случаях желанный успех приводит с собой безумие.

Сделаться магистром – одно. Понять во всей полноте, чем ты стал, и жить с этим – совсем другое.

– Что во мне мешает этому? – продолжает допрашивать девушка. – Если это какой-нибудь женский орган, я его удалю.

Ему делается смешно, но тон девушки смертельно серьезен.

– Воткнешь нож себе в живот и вырежешь? – поддразнивает он. – Если я тебе прикажу?

– Нет, – невозмутимо отвечает девушка, – я пойду к ведьме и попрошу об этом ее, чтобы – не умереть. Потом вернусь и покажусь вам. Если вы скажете, что осталось еще что-то лишнее, я и это вырежу. Пока во мне не останется только то, что и у мужчин есть, и вы не возьметесь меня учить.

Он отступает на шаг и обводит рукой свои стены.

– Взгляни на это, дитя. Видишь ты здесь какую-то магию? Есть ли здесь хоть один кирпич, уложенный на место душевной силой, есть ли мебель, сделанная чем-то, помимо обычного человеческого труда? Я сам строил этот дом – руками, ничем более. И ты хочешь учиться у такого, как я? Твоя настойчивость достойна восхищения, но ты пришла не туда. Ступай ко дворам Сельдена или Амариса – быть может, тамошние магистры прислушаются к твоим доводам. Итанус Ульранский больше не магистр и не принимает учеников – ни мальчиков, ни девочек, готовых искромсать себя и стать мальчиками.

– Вон там, – указывая на что-то, говорит девушка.

– Что «там»?

– Вы сказали, что здесь нет Силы, а там она есть. – Тонкий пальчик с каемкой грязи под ногтем, не поддавшейся воде и мылу, показывает в дальний угол.

Итанус оглядывается, готовый отрицать… и понимает, что малютка права. В том самом месте в год великих дождей… его мастерство каменщика оказалось бессильно против грунтовых вод, и он запечатал течь. В одном-единственном месте. Со всем остальным он управился без колдовства.

– И я не дитя, – добавляет девушка.

На этот раз он смотрит на нее более пристально, оценивая не только внешность, но и душевный огонь. Яркий, очень яркий. Ведьма с такой атрой может прожить много лет… и если бы мужчина, в равной степени одаренный, бросил вызов смерти и безумию, чтобы стать магистром, он мог бы добиться успеха.

Притом у нее есть Глаз, а это большая редкость.

– Не дитя? В чем же разница? Алмазный взор не мигает.

– Детей родители продают на улице, чтобы получить деньги и сделать новых детей. – Девушка мгновение молчит. – А взрослые продают себя сами.

Какой холод. Какая твердость. Что же ему открылось на самом деле – Сила или больная душа, которая сломается при первом же испытании?

– За этим ты и пришла? – спрашивает он. – Чтобы продать себя?

– Если понадобится, – спокойно отвечает она. Если бы он мог вообразить себе женщину, годную в магистры, способную вынести Переход и его последствия, она была бы как раз такой.

Итанус снова нагибается, ища в ее глазах то, что скрывает плоть, – то, что мужчина может искать годами и все-таки не увидеть.

– Ты когда-нибудь плясала огненный танец на подоконнике? – спрашивает он тихо. – Приманивала на ладонь светлячка в летнюю ночь? Сбывалось ли когда-нибудь то, чего ты желала? Случалось ли, что люди, причинившие тебе вред, исчезали без всякой причины?

– Нет, сударь. – Ни намека на слабость в алмазном взоре. – От всего этого умереть можно, а я умирать не хочу.

Да. Это именно то, что надо. Жажда жизни любой ценой. Основа основ – всем прочим можно и пренебречь.

– А если я скажу, что обмануть Смерть можно, только слившись с ней воедино? Что ты на это ответишь?

Лукавая улыбка пробегает у нее по губам и пропадает.

– Когда всю жизнь промышляешь на улице, такие сделки становятся для тебя привычными.

Да, пожалуй.

Он снова разгибается, замечая, что она больше не заклинивает ногой дверь – нужда в этом отпала. Она заинтересовала его и знает об этом. Городской магистр, у которого полно своих дел, скорей всего отверг бы ее… но лесной отшельник, отказавшийся от всех магистерских дел до конца своих дней и не особенно знающий, чем эти дни занять… такой вполне способен взяться за обучение женщины. Просто так, ради самой невероятности и бесцельности подобной задачи.