Эрика Легранж - Фрай Уэнсли – на службе тайного министерства

— Нет, это реальность. Не знаю почему, но сегодня я выздоровел, видимо кто-то незримый приложил свои усилия…

Пастор задумался, ночью он снова разговаривал с дреямой, это существо воплощает в себе разные качества, и если спасло от смерти, могло спасти и от недуга.

— Боже Праведный, ты смилостивился над нами, ты даровал Фраю избавление от недуга, — молвила Фрейлин, встав на колени. Она каждый день горячо молилась за спасение Фрая. И ныне видела благодеяние Господне.

Пастор отдал должное ее религиозному рвению, а затем помог даме подняться.

— Эх, теперь снова переодеваться, — тяжко вздохнул молодой человек. Он не был тем денди, который намеренно рядиться перед каждым визитом или приемом пищи, но в мокрой одежде оставаться неуютно.

— Ах! — молвила Фрейлин. — Я распоряжусь, чтоб служанка забрала твой наряд и просушила его. — Дама и сама нуждалась в смене платья, поскольку с этого стекала вода, но еще появился повод надеть изысканные подарки из Лондона, ведь она теперь имела столько выходных нарядов, но не было повода и желания примерять их.

Молодой человек нашел второй комплект одежды, быстро переоделся, и решил обрадовать и остальных своим внезапным выздоровлением.

Внизу уже слышалась суматоха, видимо «миссис Олдбрук» подняла на ноги всю гостиницу. Молодой пастор сошел на первый этаж, и обнаружил, что его уже ожидают, время было завтракать и местное общество спустилось вниз, там же сидела Мария и Эдвард Уэнсли с каким-то господином. Увидев Фрая, сестра подскочила, до конца не поверив в сбивчивый пересказ своей подруги, дядя наскоро распрощался с тем господином и немедля подошел к племяннику.

— Как ты себя чувствуешь? — спросился он, всматриваясь в лицо молодого человека. — Мы не поверили нашей знакомой, подумали, что бедняжка переутомилась, но она оказалась права.

— Я здоров, — ответил пастор. — Стоит только немного набраться сил, но в остальном я чувствую себя прекрасно. И это воистину неожиданно, хотя я надеялся выкарабкаться однажды и вернуться к нормальной жизни.

— Нельзя было тебя оставлять одного. Фрейлин меня корила и обвиняла в том, что я жестоко поступил с ней, и с тобой…

— Нет, ты поступил правильно. Я бы не перенес того, что ты бы пострадал, там должен был находиться только я. Но давай не поминать прошлое, мне хочется побыстрее забыть те воспоминания, и никогда к ним не возвращаться.

— Да, я понимаю тебя и верю, что отныне все наладится.

Пастор улыбчиво согласился с уважаемым родственником, но потом вспомнил слова дреямы — противник еще не повержен, неприятности впереди… Еще не окончена битва, вот только с кем и когда? Но молодой джентльмен решил пока не тревожить колдуна, не стоит торопить события, потому как сам борец еще окончательно не поправился.

Ему подали мясные деликатесы из молодой куропатки и цыплят. Овсянка тоже была приготовлена без сливочного масла, на десерт — легкий яблочный пирог. Фрай ел с удовольствием, организм требовал пищи, кроме того, его всячески подбадривали.

Постояльцы сочли своим долгом радушно с ним поздороваться, как и многие жители, что видели пастора в здравии. Стоит отметить, гостиница заполнялась приезжими, потому что с легкой подачи виконта о Дарквудсе заговорили даже в столице. Многие тянулись сюда в поисках работы, приезжали богачи, чтобы засвидетельствовать свое почтение важному титулованному господину. Мистер Уэнсли тоже преуспел в гласности — его выступления с политическими лозунгами среди жителей других городов имели успех. Дарквудс ожил, в него потянулись новые лица, что постепенно способствовало расширению маленького городка. И самой главной достопримечательностью, после таинственного замка, был небезызвестный пастор.

В красивом, оббитом ценными породами дерева, кабинете восседал солидный джентльмен. Его дневные труды окончены, он снял свое епископское облачение, и теперь читал корреспонденцию в домашнем халате, недовольно отбрасывая письма. Как-то не заладились его дела в последние дни, и настроение было паршивым, виной тому Дарквудская роща, в которую его черт погнал. Может и не бес, а мнение общественности, что отреагировала на ту новость, что в неком городке творится, не пойми что. Столица не могла умолчать, ему написали высшие чиновники. Собственно, это и подтолкнуло епископа Глостерского действовать. И какая же благодарность этих людишек? Его буквально попросили катиться своей дорожкой дальше. Это возмутило гордого и себялюбивого господина, что прежде сам ставил людям условия. Несколько дней его вечерний досуг основывался на этих размышлениях, что не способствовало улучшению настроения, так же как и несварение, что приключилось в результате раздражения.