Андрей Грамин - Суженый смерти (СИ)

- Прости меня, Саш, - ни всхлипов, ни рыданий. Слезы, оставляя дорожки, текли по щекам, скатывались с подбородка и исчезали в тонкой английской шерсти свитера.

- Меня теперь зовут Анри Дю Труа, я гражданин Французской республики. Саша Свечкин умер тогда, когда получил твое письмо в три строки, - он грустно улыбнулся.

- О чем ты? - она не могла до конца понять смысл его слов, мешали эмоции. Он - француз? Но как?

- Я говорю, что твой знакомый умер. Саши Свечкина больше нет. Сечешь? - он подкурил сигарету.

Мила поежилась от холода его глаз, слезы прекратились так же внезапно, как и начались. Если бы при встрече он раскрыл объятия, она бы кинулась ему на шею; если бы он ее оскорбил, она бы ушла. Он же смотрел на нее как на чужую, и в его взгляде не было ни любви, ни ненависти, ни обиды, ни радости встречи. Там не было ничего кроме холода. Чужой. Он стал чужим, и она это прекрасно поняла. Она удивлялась таким переменам, помня его пылким влюбленным, счастливым мальчишкой. Сейчас же перед ней сидел жесткий мужик, ледяной и мрачный. Вроде он, но и не он вовсе.

- Но это же ты... - она не верила такому холоду.

- Я? Я даже внешне не похож на того паренька, каким был когда-то. Тогда во мне насчитывалось больше ста килограмм мышц, сейчас же едва восемьдесят наберется, и то костей да сухожилий. Тогда я был совсем мальчишка, сейчас уже виски седеть начали. Тогда я верил в радость жизни, теперь от этой "радости" ранние морщины на лице.... Я уже не я.

Недолгая пауза.

- Так ты серьезно француз? - Мила поняла, что продолжать тему бессмысленно. Она успокоилась, и теперь наблюдала за Александром с любопытством и какой-то тихой радостью, наверное, возникшей от неожиданности встречи.

- Да. Теперь.

- Но как?

- Дали гражданство.

- А шрам? Война?

- Она самая.... Но не будем об этом, ни к чему.

- Ты такой красивый... - она чуть прикрыла глаза.

- Спасибо. Жалеешь о чем-то? - голос отдал сарказмом. Он встретил ее взгляд.

- Нет... просто... - она стушевалась.

- Вот и хорошо, что не жалеешь. Говорят, если долго смотреть в бездну, она сама начинает смотреть на тебя. То же самое и с прошлым. Оно затягивает. Если постоянно оборачиваться, будешь спотыкаться, - он закурил.

- Мудро, - грусть в нотках. - Женат?

- Нет. И некогда было - я военный. Десять лет на службе республики, - Александр понимал, что все еще небезразличен Миле; конечно, не так как тогда, но все же оставалась какая-то нежность и привязанность к нему. К нему ли? Или же к тем годам? Один только Бог знает женское сердце. Именно поэтому Свечкин и не гнал ее, жалея. Он видел раскаяние и душевную боль, с которой задавались вопросы.

- Надолго в России?

- Не знаю. Думал, вернусь навсегда, а теперь теряюсь в решениях. А ты сама как? Что в жизни поменялось?

- Да как все живу. Дом, семья, двое мальчишек. Я домохозяйка, муж добытчик.

- Первый брак? - Александр технично избежал упоминания о своем бывшем друге.

- Первый, - она опустила глаза.

- А здесь что делаешь?

- Бабушкину могилу ищу. Она где-то на этом участке. Давно не была. Разведка боем, так сказать. Если найду, то в выходные приеду с сыновьями, порядок наведем.

- Понятно, - он встал. - Уже десять, мне пора.

- Я на машине, давай тебя отвезу, куда скажешь, - она с надеждой посмотрела на мужчину.

- За мной к тому перекрестку такси приедет, - он махнул рукой в сторону. - Прощай.

Александр, не дожидаясь ответа, развернулся спиной. Ему этот разговор причинял неудобство и заставлял копаться в памяти, чего совсем не хотелось. Он не хотел тревожить старые раны.

- Прощай? - она в два скачка нагнала его и, дернув за руку, развернула к себе лицом. - Прощай? Мы что, больше не увидимся?

- А зачем? Не плачь, пожалуйста, - он смахнул с ее щек набежавшие слезы. - Все в прошлом. Пойми, встречи только помешают, и тебе и мне. У тебя муж и семья, которую, как мне думается, ты начнешь рушить. У меня же новая жизнь, и лед в сердце. Меня серьезно переломала и перемолола война. Я другой, и тебе не понравится то, что ты увидишь.... или уже не нравится.

- Ты так легко решаешь и судишь за других! - укор был к месту. - Ты даже не хочешь узнать, почему я тогда так поступила? Не спросишь, жалею ли я об этом? Счастлива ли я?

- Мила, послушай меня, - он погладил ее щеку и остановил руку на шее, стараясь придать тону как можно больше вкрадчивости. - Почему ты тогда так поступила я и так понимаю, и сейчас мне это безразлично, прошло почти одиннадцать лет. Жалеешь ты или нет, тоже без разницы, потому что все уже сделано и этого не исправишь. Ну а счастье или же несчастье в этой жизни ты выбрала сама, и винить в случае чего некого... - он медленно опустил руку и отступил на шаг.