Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками

– Я что-то сделал не так?

Кажется, достаточно разжевал… Шлеп. Хм, на ощупь приятно-теплая лепешечка получилась. Приложим, придавим, подержим… Для верности считаю до трех дюжин, только потом отвожу руку в сторону и проверяю прочность «заплатки». Держится, надо же…

– Я не должен был приходить?

Не стану отвечать, получу еще горсть вопросов, последний из которых вполне может оказаться чем-то вроде: «Наверное, мне нужно поскорее удавиться?».

– Если честно, ты мог делать все, что угодно, не в моем праве запрещать или приказывать. И да, тебе почти удалось испортить задуманное мной дело. Но к счастью, только «почти». Зато едва не испортил свое собственное будущее… Какого фрэлла ты полез в Смещение?

Мэй, не замечая боли, удивленно распахнул глаза:

– Какое смещение?

– Ловушка, сплетенная из Прядей пространства и служащая этому дому оградой. Если не знаешь, как с ней справиться, нечего и соваться! Ведь в отличие от дяди ты наверняка не изучал строение Пластов?

Он не успел ответить, но мне ответ и не требовался. Еще только проговаривая последние слова, я уже оторопело соображал, откуда в местной глуши могло взяться заклинание, доступное только посвященным…

Беглый эльф! Племянничек точно выследил дядюшку? Получается, так. Во всяком случае, найденные и вполне еще теплые следы не могут не принадлежать Стир’риаги, ведь владение секретами пространства я видел воочию только в его исполнении… Что ж, одной неизвестностью меньше. Но остались другие.

– Мне хотелось бы кое-что прояснить. Надеюсь, врать не станешь?

Молчание, впрочем, вполне красноречивое.

– Это хорошо. Итак, ты ищешь дядю. Можно узнать, зачем?

Я предполагал простой и понятный ответ: «ради отмщения», но Мэй меня удивил, пробормотав:

– Хочу спросить.

– О чем?

Лиловые глаза сузились до еле заметных щелочек:

– Почему он… Почему сделал ту страшную вещь. Почему изменился с тех пор, как вернулся из Драконьего Дома, ведь раньше… Раньше он не был ТАКИМ.

Все просто, малыш. Все очень просто. Твой дядя получил в руки сокровище, о котором не мог и мечтать: запретные знания. Вернее, запрещенные к разглашению среди существ, не достигших должной степени развития. Строго говоря, и Стир’риаги мало подходил под указанное условие, но поскольку являлся хранителем артефакта, пользовался благоволением чуть большим, нежели прочие соплеменники. К тому же, если Мантия – только тень моей матери, но не может и дня провести без того, чтобы чему-нибудь меня не научить… Элрит любила делиться знаниями. А скорее любила их дарить. Делать подарки. Но уверен, все мысли эльфа занимали тогда не тайны мироздания, а самое обыкновенное чувство, так часто и незаметно возникающее у ученика к учителю. Влюбленность. И когда предмет приложения чувства исчез, остались одни лишь знания, неполные и незавершенные. Что мы делаем, если нам известно, КАК делать? Правильно, воплощаем знания в жизнь. Особенно если ничего другого больше уже не желаем…

Можно было бы объяснить. Но разве Мэй поверит моим словам? Ведь сказать правду невозможно, а тень лжи в некоторых вещах совершенно недопустима. Наверное, нужно и впрямь оставить ответы до задушевного разговора листоухих родственников и…

– Я знаю: это их вина.

– Прости, что?

– Драконы. Они во всем виноваты. Они чудовища.

Я кинул тряпицу на дно миски – в лужицу отвара, поднялся с колен, на которых стоял, занимаясь ранами эльфа, и подошел к распахнутому окну. Рубить плющ пришлось наспех, но расчистить местечко для проникновения в комнату солнечных лучей удалось вполне достаточное, чтобы ясно разглядеть на лице Мэя ужас, смешанный с ненавистью.

Чудовища, конечно. И я – не меньшее чудовище, а может, и большее из всех. Но мне никогда не хотелось избавиться от своей драконьей крови. Стать таким же, как мои родичи? Сколько угодно раз! Но отказаться от них навсегда… Нет. Пусть моими поступками руководят трусость, малодушие и прочие неприглядные качества, я родился драконом. И умру им. Ущербным, искалеченным, ненавидимым, презираемым, но все же – драконом. Это единственное, чем я могу гордиться без оговорок и доказательств. Прочее, что сотворено мной по делу и без дела, колеблется на весах мира, не способное склониться ни в пользу добра, ни в сторону зла. Происхождение же останется неизменным и не обсуждаемым.

Наверное, мне следовало пылать ненавистью и праведным гневом, но… Я всегда буду любить свою мать. За то, что она позволила мне увидеть свет. Позволила вдохнуть воздух подлунного мира. Подарила хоть короткую, но жизнь. Правда, уходя за Порог и зная, каково это – жить, только горче жалеешь, однако… Лучше знать и платить высокую цену за свое знание, чем беззаботно пребывать в небытии. По крайней мере, интереснее.