Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками

История и в самом деле печальная. Причем возникает вопрос:

– Dou Лигмун сказал, что молодой человек по имени Нирмун – его внук. Но если у Лигмуна была только дочь, значит…

Лита терпеливо пояснила:

– Ее сынок и есть. До свадьбы родила, да и свадьба случиться не успела… Но внук законный, не сомневайтесь! На матушку свою сильно похож, только глаза чужие.

Глаза, видимо, отцовские. Кстати об отце:

– А тот парень? Куда он делся?

– Кто ж знает? Но был тут, когда его любимую хоронили. Мать рассказывала: мрачнее тучи стоял, и хоть черный как смоль раньше был, а виски вмиг снегом покрылись и глаза потухли. Хозяин ему тогда остаться не предложил, не в себе он был, хозяин-то. А парень и настаивать не стал. Посмотрел только на сына и ушел. С тех пор его и не видели. Да и тех, кто помнит все это, мало осталось.

Я бы предпочел не хранить подобные воспоминания, тем более годы спустя они обрастут красочными подробностями, за частоколом которых истинная история будет почти не видна. Но для селян любые яркие события, хоть радостные, хоть грустные, заслуживают чести быть запечатленными в памяти:

– Зато твои дети и дети их детей будут передавать друг другу историю про злых волков.

– И будут! – горячо подтвердила девушка. – Нельзя такое забывать!

В здешней округе не любят волков… Плохая новость для Киана. Впрочем, это уже не моя забота, а Ксаррона – пусть сам защищает своего слугу, благо располагает широчайшими возможностями и способен навести морок любой сложности на всех живых существ в пределах видимости и далеко за ней. Проще говоря, что кузену будет угодно, именно то люди увидят, услышат, попробуют на зуб и ощупают.

– А скажи, красавица, почему тогда в поместье нет ни одной собаки? Призраки призраками, но зверей вокруг должно быть и без них много.

Лита настороженно посмотрела на дверь, прислушалась, не идет ли кто, потом придвинулась ко мне поближе и еле слышно прошептала:

– Это все хозяин, все он, болезный. Вбил себе в голову, что не всех убийц порешил, вот и ждет, когда последние явятся, а чтобы не отпугнуть, и собак не заводит.

– Жить посреди леса без охраны? Не слишком ли опасно?

Девушка горестно вздохнула:

– Да как уговорить-то? Он сам ничего уж не боится, а внук и подавно – может самой глухой ночью отправиться по лесу шнырять… Я видела, когда оставаться в поместье пришлось: ушел после полуночи, едва небо разъяснилось, а вернулся к утру, и пятна на рубашке были все красные да запекшиеся, насилу отстирала. Может, и напал на него кто, не знаю. Только молодой хозяин за себя постоять умеет, вот и ходит в лес один.

У каждого из нас имеются свои странности, это верно. Нравятся Нирмуну ночные прогулки, опасные для жизни, пусть гуляет. А вот оговорка Литы о том, что ей пришлось оставаться в поместье, заслуживает большего интереса.

– Скажи, в котором часу здесь просыпаются? А то я приехал вроде и не слишком рано, но не видел ни одного слуги за работой.

– А и не увидели бы, – простодушно сообщила девушка. – Мы в доме не ночуем, в деревню уходим.

– Все из-за той давней истории?

– Из-за нее. Дурное здесь место, даже глаза сомкнуть боязно. Да хозяин и рад, что мы под ногами у него лишний раз не путаемся.

Надеюсь, призраки обитателям поместья по ночам не являются? Духа убитой можно не ожидать: отец наверняка вознес над останками дочери все полагающиеся молитвы. А вот духи волков… вполне могли задержаться.

– Те волки, которых убил dou Лигмун… Что сделали с их телами?

Лита сдвинула брови, припоминая:

– Матушка говорит, на стене они висели, пока мясо не сгнило. А потом вроде выбросили куда-то.

Правильнее было бы сжечь сразу после убийства, но теперь уже поздно сожалеть. Ладно, как вести себя с райгами, я уже знаю, правда, с животными разговаривать труднее, чем с людьми: нужно быть искренним в каждом слове, в каждой нотке голоса, в каждом оттенке чувства, но если понадобится, справлюсь. Хотя лично мне лес не показался зловещим ни в свете округлившейся луны, ни в лучах поднимающегося над горизонтом солнца.

– Так что кушать будете?

Ах да, кушать… Надо делать заказ, иначе накормят на здешний лад, а после «крестьянского» завтрака, предполагающего многочасовой тяжелый труд, я не смогу встать из-за стола.

– Сыр, хлеб, масло коровье, если имеется, мед, красное вино, желательно потемнее.

– С утра пораньше за питие? – поинтересовался из коридора Бэр.

Всегда мечтал сам научиться так владеть голосом: сказано вроде бы бесстрастно, предельно равнодушно, почти скучно, при этом не оставляет ни малейшего сомнения в намерении чувствительно уколоть самолюбие собеседника.