Вышел я с тоской.
Впрочем, все лучше, чем сидеть и писать отвратительные стихи, сказал я себе. Сходил, оделся теплее, взял посох, перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, плюнул и пошел.
В питейном заведении на улице Медных Грошей меня знали: я брал у них тогда пузырек водки, и трактирщик запомнил меня на всю жизнь. И когда я с тех пор заходил иногда, он был весьма предупредителен.
Я сел в угол, взял стакан прокисшего яблочного сока (вином это нельзя было назвать) и какой-то сухарь и пристроил свои острые лопатки к стене, вытянув ноги под стол.
Пока я пробирался запорошенной дорогой к городу, я замерз. На улицах снег превратился в мокрую грязную кашу, мои сапоги промокли, а с ними и ноги. Я сидел, посасывал "сок", грыз сухарь и иногда передергивал плечами: постепенно согревался.
Народу было немного, что показалось мне непривычным: обычно по вечерам здесь шум, гам, дым коромыслом.
Пришел толстый трактирщик и печально предложил девочек, выпячивая нижнюю губу.
–Тогда не надо.
Он постоял, помялся.
–Что еще? - мне было стыдно таким тоном говорить с человеком старше себя.
Он, кажется, не обратил внимания.
–Бизнес страдает, ваша волшебность, - вздохнул он.
–Ну и что?
–Так… вы бы это… - вздохи получались все более и более тяжкие, - вы бы, ваша волшебность, разобрались бы, а…
Я только пожал плечами. Зачем еще я здесь?
Он напоследок изобразил еще одно тягостное втягивание и выпускание воздуха, после чего удалился, бормоча себе что-то под нос. Я остался наедине с пародией на вино и невеселыми размышлениями.
После полуночи я часа два рассекал мрак черных улиц, изредка взблескивающих падающим снегом, который ложился на булыжники, чистый, и некому было его топтать, кроме меня.
Попался наряд стражников. Они долго вглядывались в меня, держась за арбалеты и копья, какое-то время расспрашивали, что я видел. Пришлось их разочаровать и продолжить хождение.
Потом я вернулся в "Трех Поросят", просидел там до вторых петухов, отогреваясь стаканом водки (вино не помогло). В темноте опять вышел на холодную улицу, сняв все защиты и вслушиваясь в любые шевеления на два квартала вокруг. Ничего волшебного, страшного или опасного. Чувствовал я себя порядочным дураком в таком состоянии.
Как я вернулся в свою комнату, я еще помнил, а как лег - полный провал. Устал, как пес, а уж вымерз!… Когда меня кто-то будил к обеду, я послал, не разобрав, кто.
К ужину проснулся самостоятельно, но голова болела.
Арбин дал мне после ужина выпить мерзкого настоя, что меня слегка взбодрило.
История повторилась: опять я вернулся лишь к утру, усталый и продрогший.
Обидно, что, пока я гулял по улицам, нечисть не объявлялась. Я что, так страшен? И долго я буду гулять по холодному городу, отпугивая собой всякую гадость?
На третий день, стоило мне устроиться в "Трех Поросятах" (кабак был на редкость уютен) в ожидании полночи, прибежал Тики. Я как раз собирался разложить пасьянс волшебными линдиными картами, надеясь что-нибудь прояснить, но не успел и перетасовать нормально.
Я удивился и не стал этого скрывать:
–Что ты тут делаешь? Почему не спишь?
Он смущенно покрутился на стуле, на который я ему указал, и не ответил. Я еще успел уловить суматошное биение его сердца, пока он не вернул на место свои защиты. Какая высокая чувствительность! Самородок, да и только. Удивительно, при отце, не обладающем и сотой долей подобных способностей.
Мальчишка отказывался объяснять свое появление, равно как и уходить (впрочем, я уже понял, что это связано с Подлизой). Поэтому я кратко объяснил ему правила и привлек к противозаконной игре в волшебные карты.
Мы развлеклись: картинки вылезали из плоских карточных листов и завязывали настоящую битву. Хорошо, что в тот поздний час посетители отсутствовали, а хозяин ушел спать, иначе наши действия привлекли бы к себе нездоровое внимание. С моей стороны выступали целых три Эмира, что очень развеселило Тики. От смеха он чуть не потерял контроль над своими воинами. Зато и я от души повеселился, глядя, как лихо Тики защищался от моего сердитого крошки Высшего Мага не менее крошечным мной.
К полуночи подошел Винес.
Братец бегло окинул взглядом пустую залу, где горела только одна люстра, рядок столов, потухший камин и поникшего сына.
–Так я и знал, что этот паршивец к тебе побежал, - сказал он, направляясь к нашему столу. - Есть что выпить?
–Прокисший яблочный сок, - сказал я от дверей, стараясь прикрыть их плотнее. - Что надо?
Читать дальше