Кристина Юраш: История когда-то начинается (СИ)

— Вот он, владелец железяки. Горе-рыцарь, который умудрился потерять…

— Прекрати! — она обернулась. Человек в черном плаще стоял в нескольких метрах от нее.

— Забирай. Меня такое не интересует. Он кинул меч, в надеже, что она поймает. Меч звякнул о стену. Маринэ, отпрянула, а потом нагнулась за ним. Все было как в тумане. И тут же обернулась, готовая отразить предательский удар, как это бывает в балладах.

— Чего дергаешься? — человек подошел поближе.

Он! Он! Сердце предательски забилось. Почему? Зачем? Маринэ села на солому. Было мягко, но холодно. Он присел рядом.

— Дурачок. Я бы не стал нападать на ребенка. Мне нет смысла тебя убивать.

— Как вас зовут? — спросила Маринэ, засовывая руки в рукава.

— Ферран.

— А меня….

— Меня не интересует, как тебя зовут. Это не важно. Завтра тебя все равно убьют, поэтому запоминать твое имя не имеет смысла. — проговорил он, откидываясь назад.

— Конечно, наемнику это не надо. Катись ко всем чертям! — с вызовом произнесла она. Откуда взялась такая дерзость, Маринэ не знала.

— Девочки не должны так ругаться. — сказал он, поворачиваясь к ней.

— Откуда…

— Я сразу понял, кто ты. Но если тебе так нравиться разыгрывать из себя мальчика, то ради Бога. Интересно. Они, наверное, ослепли, когда записывали тебя в рекруты. — равнодушно бросил он.

— Я вижу ты не крестьянка. Девочка из приличной семьи, начитавшаяся рыцарских романов ушла воевать за свои идеалы. Глупо.

— Еще глупее продавать себя за деньги.

— Война — это не игрушка. И рыцарства там не было никогда. Все решает ни сколько доблесть и бесстрашие, — он криво улыбнулся, кивая в строну полудремавших защитников. — В войне все решают подкуп, интриги. Если это делают короли, продают победу, торгуясь как на ярмарке, то почему бы и нам не продаваться.

— Из принципов.

— Какие к черту принципы? В этом мире ничего не делается бескорыстно. Ни-че-го. Так лучше заломит цену побольше. Принципами тоже можно торговать. Они как товар намного ценнее, жизни. Пожалуй, самый ценный товар — это честь. Ее можно продать только один раз.

— Ты уже это сделал. — ее слова вырвались с облачком пара. — Что тебе еще осталось продать? Делал ли ты в жизни что-нибудь бескорыстное?

— Давным-давно, но я уже это не помню.

— Тебе легко с этим жить? — с нескрываемым презрением спросила Маринэ.

— Еще как. — он улыбнулся.

— Поэтому в этом мире ты никому не нужен. Никто тебя не ждет. Никто не будет плакать, если с тобой что-то случиться.

— А по тебе будут убиваться родители.

— Мама умерла, а отцу все равно.

— Небось, отец уже подыскал тебе подходящую партию. Выйдешь замуж, если выживешь, нарожаешь детей.

— Я… кхе… кхе… — Маринэ хотела что-то сказать, но закашляла, заслоняя рот рукой. На ладони появилась кровь.

— Укройся моим плащом. — он смотрел на то, как она вытирает кровь.

— Нет. — твердо сказал Маринэ.

— Я не хочу проснуться рядом с околевшим трупом.

— Нетттт. — ее зубы отбили барабанную дробь. — Тттебе же все равно.

— Ты похожа на отца. Старик Ференс такой же вредный.

— Значит, ты знаешь, кто я.

— В какой-то мере да. Ты похожа на мать, а характер у тебя отцовский.

— Ты знал моего отца?

— Укройся, я кому говорю. — мягко сказал Ферран.

Она привстала и завернулась в плащ. Стразу стало намного теплее. Плащ пах ветром, кровью и сталью. Почему-то сразу возникала такая ассоциация.

— Мы с твоим отцом однажды провернули одно дельце. Едва не стоившее нам жизни. С тех пор я с Ференсами не связываюсь.

Она чувствовала, что веки слипаются, а от тепла клонит в сон. Было мягко-мягко и тепло. Ей снилось, что она лежит под одеялом и слушает сказки старой няни. Она не заметила как, склонила голову ему на плечо, как поерзав, медленно сползла к нему на колени, подобрав под себя ноги.

Он, глядя на эту спящую безмятежность, улыбнулся. Еще час назад она хотел убить его. Еще час назад ему было приятнее оборвать эту жизнь коротким ударом клинка. А теперь у него на руках спал почти ребенок. Ребенок его врага. Он хотел положить свою руку на ее плечо, но потом передумал. Ферран еще долго сидел, глядя в сумрачную даль. А потом отстегнул плащ, встал и, блестя в лунном свете серебристым наплечником, подошел к самому краю зубца, перегнулся через него и долго всматривался темноту.

***

— Просыпайся. — что-то теребило ее за плечо.

— Что?! — она приподнялась, открыв глаза.

— Вставай. — прошептал он. Его лицо казалось еще бледнее в ореоле растрепанных волос.