Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

Сплю я сегодня вообще бессистемно, и неудивительно, что просыпаюсь среди ночи, в неурочный час. Нора храпит на коврике, у меня же — ни в одном глазу. С бессонницей я на «ты», знаю по опыту, что сразу её не прогнать, поэтому бреду на кухню: выпить чаю, отвлечься. И вздрагиваю, потому что у кухонного окна спиной ко мне стоит Васюта. Блин, хорошо что дверь не скрипит, я тут прусь себе в ночной рубашке, по привычке, как дома.

А что это он здесь делает? Тоже бессонницей мается? Или опять караулит, как в первую ночь?

А как он тогда здесь же чаем меня отпаивал, наставлял, подбадривал, лапки мои в своих ручищах держал… Я ведь всё, оказывается, помню, и до чего жаль его становится! Ну, не дурак ли он со своими переживаниями!

Тихо ретируюсь, прикрываю за собой дверь и рада без памяти, что петли смазаны и не выдают моего присутствия. Вздыхая, на цыпочках возвращаюсь к кровати и сижу какое-то время бездумно, потом разыскиваю джинсы.

Нарочно топая, не таясь, захожу в кухню. Стучу Муромцу в плечо, как в дверь.

— Васюта, так и будем дальше друг от друга прятаться? Давай хоть поговорим…

Он поворачивается ко мне, едва не сбив с ног, до того громадный, и даже в темноте я вижу, насколько он измучен. У него действительно слишком большая совесть.

— Ты думаешь — говорю, сдерживая дрожь в голосе, — я забыла, как ты со мной тут нянькался? И не только в ту ночь… Ты всё время обо мне заботишься. Просто силу свою иногда не рассчитываешь. Ты ж не привык с бабами возиться, они хрупчее…

А сама глажу его по бицепсу, то ли его, то ли себя успокаиваю. И думаю: откуда я знаю, к чему он привык? Я вообще про него ничего не знаю… Он шумно вздыхает, но молчит.

— Ты просто завёлся ни с того, ни с сего. Если тебе не нравится, что я на твоего сэра как-то по-особенному смотрю — не буду я с ним встречаться. И если так хочешь — сажай меня на своего Чёрта, как-нибудь удержусь, может, он не такой и страшный… Я ведь лош… коней за всю жизнь издалека только и видела, а уж таких, как твой, у нас и не водится.

Плету, что в голову придёт, лишь бы не молчать. Он осторожно снимает с плеча мою руку, целует ладонь. У меня перехватывает дыхание.

— Васюта-а, — шепчу жалобно, — прекрати, что ж ты делаешь… — А руку отнять — духу не хватает. — И потом, не хочу, чтобы ты с другом из-за меня ссорился. Мне уж уходить от вас скоро, а вы тут останетесь, из-за меня незамиренные…

Я почему-то оказываюсь притиснутой к его груди. И обмираю, и слышу, как гулко бухает его сердце. Руки его, могучие, жилистые, могут быть, оказывается, и мягкими, и бережными… Так ничего и не сказав, он отстраняется от меня и быстро уходит.

И что это было?

Чайник, бедный, успевает выкипеть, исходя паром, пока я сижу, тупо уставившись в тёмное окно. Пить совершенно не хочется.

Утро встречает меня знакомыми постуками во дворе и Нориной когтистой лапой. Припомнив, что с вечера ничего не заготовила на завтрак, поспешно вскакиваю. На миг замираю, вспомнив вчерашнее, но… есть дела, есть работа, подумаем о загадках позже. Сейчас заявятся два голодных мужика, а у меня на плите пусто.

К счастью, есть такой типовой и беспроигрышный вариант для холостяков, как яичница, а для разнообразия можно её немного облагородить. Режу кольцами лук, помидоры, отправляю на сковороду. Затем туда же — хорошие ломти ветчины и отварной курицы. В омлетную смесь добавляю соль, специи, горсть порезанного кубиками белого хлеба, заливаю всё на сковородку, и — в печь. Омлет получается, что надо, толстый, пышный, в пенках и под конец удачно перемещается на подогретое блюдо. Посыпаю сверху зеленью. Красиво, должны оценить! И встречаю «своих» мужиков:

— Доброе утро, мальчики!

— Доброе, — улыбается Ян. Он-то мне искренне рад, а Васюта лишь стеснённо кивает. Подсаживаюсь к ним, но толку чуть, в мою сторону он даже не смотрит. Янек украдкой кидает на меня вопросительный взгляд; я украдкой развожу руками: ума не приложу, как дальше быть. Так и секретничаем за Васютиной спиной.

После завтрака он, опять-таки молча, уходит. Переглянувшись в очередной раз, мы с Яном убираем посуду.

Я не выдерживаю.

— Не знаю, что с твоим твердолобым родственничком делать! — В сердцах швыряю в мойку полотенце. — И как это получается: шею свернули мне, а я же ещё должна за ним бегать, чуть ли не прощения просить!

Раскипятившись, загружаю себя работой по полной программе. Шпарю с Янкиной помощью поросёнка и ставлю запекать с гречневой кашей, творю тесто для долгожданных пирогов, делаю начинку из яблок, из капусты. С остервенением снова рублю капусту, на этот раз для борща. Ян косит с опаской, держась на всякий случай подальше.