Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

Спрашиваю, потому что у наших славян часто бывало по два имени — одно домашнее, лишь отцу-матери известное, другое — «уличное». Если надумает кто сглазить или наворожить, назовёт богам или нечисти неправильное имя — а ворожба или сглаз не сработают, нет человека такого человека на самом деле. У многих народов это применялось.

— Называли, — Йорек отводит глаза. — А за-ачем это?

Не даётся. Зайдём с другой стороны.

— А дед твой, от которого посох тебе достался, сам откуда? Ты свой дар от него унаследовал? Почему в ведуны пошёл?

— О-от него. Дед ве-едун и вещун был. В-вместе со всеми мы сю-уда попали, когда М-мир всех ру-усичей к себе за-абрал. Де-ед меня потом сам в школу отп-правил, не хотел я, а он ск-казал: Га-ала долго не протянет, бу-удешь ты вм-место…

Такая длинная речь окончательно его выматывает.

Русич, значит… Тогда у нас есть шанс, братья-славяне. Должны мы как-то с посошком договориться, среди иномирных тоже ведь родственники могут объявиться. Вот как мои девочки, например, и их драгоценный папочка.

— Го-оспожа Ива, — с тоской повторяет парень. — Может, пойдём?

— Подожди ещё немного. Объясни, что такое — Сеть, но только проще, чтобы я, не маг, сразу поняла.

— Эт-то магические барьеры. Да-авно проставлены, привязаны к земле, де-ержутся крепко, но их п-подпитывать надо, э-энергией наполнять. А у меня н-не получается. Ра-азрыв вижу, латаю, а через час — сн-нова рвётся. Це-елыми д-днями мотаюсь.

— А что Рахимыч говорит?

— Р-ругается. Не та в тебе, г-говорит, сила, худая, проходит через ба-арьеры, как через сито, не д-д-держится… И посох р-ругает. Ни-икудышный, говорит. А дед им бурю останавливал, мог и пожар загасить, я сам видел!

Смотрю на парнишку внимательнее. Психует. И не в первый раз, когда волнуется — заикание проходит, а аура разрастается коконом поболее моего. Вот успокоился — а она снова сжалась, до размеров как у человека обычного, гомо сапиенс. Что-то непонятна мне эта заморочка: энергетики-то своей у него, оказывается, вдоволь, но какая-то она нестабильная, не поддерживает объём, словно внутрь самой себя проваливается.

— Ладно, Йорек, — говорю примирительно. — Дай мне немного подумать, минут пятнадцать-двадцать нам погоды не сделают. И посох свой великолепный давай. Будем что-то с вами обоими делать. — Парень хмурится, но я продолжаю. — Что толку Сеть латать, если всё повторится? От одного моего присутствия сил в тебе не прибавится, так и будешь бегать от разрыва к разрыву, если посох твой не настроим. Дед тебе богатое наследство оставил, самое время им воспользоваться, а то, может статься, поздно будет. Вот с этим и поработаем.

Ага. Знать бы только, как работать… Увещеваю парня, а сама и представить не могу, за что браться? За посох, конечно. Вот они, жилы огневая, водяная и воздушная, а толку от них никакого.

Почему же они конфликтуют? Огонь с водой — понятное дело, вместе с трудом сходятся, а воздух причём? Он — среда нейтральная. Может, он не рабочая стихия, а изолирующая? Оживи эту лозину — она разделит собой две остальных, чтобы ни огонь воду не испарял, ни вода не заливала пламя. И как нам это проверить?

Кажется, вода в чайнике снова остыла. Это кстати.

— Пойдём, Йорек. Здесь недалеко.

С чайником в одной руке и посохом в другой выхожу во дворик. Деревья здесь редкие, кустарник насажен лишь по периметру ограды, поэтому середина сквера залита солнцем. Выхожу на самый центр. Сую посох хозяину, чайник ставлю неподалёку и, присев на корточки, начинаю Жоркиным ножом рыхлить землю.

Мать-земля сырая — всем родительница. И если магическая вещь впала в спячку — где её оживить-то, кроме как не в земле? Она жизнь даёт и цветку малому, и могучему дубу, и волну в море рождает, и огонь в недрах хранит. В ней — всё. Она и разбудит наш посох.

— Вот сейчас мы его и посадим, — приговариваю. Руками выгребаю почву, получаю неглубокую, на длину лезвия, ямку, которую щедро поливаю из чайника. — Вот тебе и вода. — Протягиваю руку за посохом, но вовремя отдёргиваю. Потому, что вижу в тот момент Галу, которая старается не коснуться Королевского Рубина, и вдруг понимаю: кто вещь активирует, тот и должен её держать, а чужой — не моги, а то силу предмет потеряет. — Сажай! — говорю парню строго. — Ну, что смотришь? Тычь его в землю, и как следует, от души, чтобы он от неё силы черпанул!

— А… — начинает он растеряно, и вдруг в глазах что-то мелькает. Словно воспоминание. Йорек расправляет плечи, куда-то сразу девается сутулость и даже веснушки вспыхивают от напряжения. Он явно кого-то копирует. И возвещает, театрально понижая голос: