Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

Я сжимаю изо всей силы его большой кулак своими ладонями. Ещё немного — и я разревусь, не зная, кого жалеть больше — его, себя или девочек, ведь всё, что он сейчас сообщил о матрицах, касается и моих детей… И мы молчим, мучительно думая каждый о своём.

— И вот распят я меж двух миров, — с горечью бормочет он. — Куда мне податься? Я ж сюда уже врос: корнями, шкурой, всем, чем можно…

Он мрачнеет и стареет на глазах, как будто тяжесть всех измерений легла ему на плечи, и какое из них первое скинуть — неизвестно.

— Пойдёмте-ка спать, сударь, — поднимается Константин. — Не в первый раз у вас так: нажалуетесь, надумаете себе трудностей, а поутру глядишь — и что-то решится. Не в это утро, так в следующее. Пойдёмте.

Николас встряхивает головой. Потирает ладонями лицо.

— Пусть только попробует не решиться… Ива, ты особо меня сейчас не слушай, я с пьяных глаз много лишнего могу наговорить. Завтра всё и обсудим, уже как следует. Пошли, дружище.

Он обнимает дворецкого за плечи — приятельски, а вовсе не потому, что его слегка ведёт вдруг на сторону, и Константин бережно увлекает его прочь. Вздохнув, я по привычке кошусь в сторону посуды — и не трогаю: в кои-то веки есть кому за меня помыть. Подхватываюсь вслед за мужчинами.

У дверей в свою спальню Николас неожиданно упрямится.

— Не пойду, — заявляет, — там холодно и одиноко. Здесь буду спать. И не трогайте меня больше никто.

Приваливается на один из диванов, закрыв глаза, кое-как стаскивает ботинки. Константин помогает ему снять пиджак. Небрежным движением Николас срывает галстук-бабочку и зашвыривает за диван, и в то же мгновение с моей руки туда же мечется изумрудно-зелёная молния. Через секунду Рикки восседает у некроманта на груди — в зубах у него бабочка, которую он тычет Нику в лицо. Тот даже глаза открывает.

Сообразив, в чём дело, осторожно вытаскивает галстук из зубастой пасти и, повертев, снова отбрасывает. Ящерок исчезает, чтобы снова притащить игрушку и потыкать ею в доброго дядю.

— Ты дашь мне заснуть или нет? — сердито и в то же время жалобно говорит тот. — Ива, ну скажи ему! — Я молча отбираю бабочку, сую Рика под мышку. Доиграем у себя, мы ж выспались, у нас ночь впереди.

Константин привычным движением прикрывает хозяина покрывалом. Вот кто тут, оказывается, главный по пледам.

И как это получается: накачивался вчера некромант, а голова болит у меня? И глотнула-то всего ничего… Вот почему я не люблю пить. Есть у меня такое природное свойство: могу принять на грудь много и быть ни в одном глазу, но поутру буду маяться, хоть и с трёх капель.

Солнечные лучи, назойливо лезущие в сомкнутые веки, ужасны и ослепительны. Покрутившись под одеялом, я понимаю, что больше не усну. Впрочем, можно попробовать отлежаться, вот только свет мешает. Выкарабкавшись из постели, бреду к окну, по дороге налетев на кресло и споткнувшись о собственный тапочек, задёргиваю плотные портьеры и, наконец, в комнате воцаряется приятный полумрак. Вот сейчас бы и доспать, да как раз приспичило посетить одно местечко.

…Куда-то подевался Рикки. Мы с ним нынешней ночью затаскали хозяйский галстук-бабочку в лохмотья, уж и взяться было не за что, и от таких игрищ я взмокла как мышь. Ящерок хоть и составил мне компанию в душе, но затребовал себе дополнительно свежую ванну, поэтому я напустила ему воды, а сама в изнеможении завалилась спать. Думала, из-за того, что выспалась днём, придётся долго ворочаться, но на удивление быстро отключилась. Ещё бы, набегавшись…

Сейчас ни на моей руке, ни на постели Рика не видно. Не заснул ли он прямо в ванной, перекупавшись? Надеюсь. Всё-таки уже не малень…

Что это? Что там распласталось на воде?

— Рик, — охаю, — что с тобой? — И, не посмев приблизиться, опрометью вылетаю из ванной комнаты. Где этот пьянчуга? Всё ещё отсыпается на диване в гостиной? Пусть сделает хоть что-нибудь!

— Ник! Ни-ик!

Размазывая по щекам слезы, трясу Ника за плечо. У меня беда, а он тут дрыхнет! Возмутительно! Он недовольно мычит, пытается отмахнуться, но я не отстаю. Видимо, поняв, что я не отстану, родственник нехотя открывает глаза и, увидев, что со мной творится, меняется в лице. Рывком поднимается.

— Что случилось?

— Рикки умер, — всхлипываю.

— Где? — спрашивает Ник, почему-то не ужасаясь.

— Там… в ванной…

Его чёрствость меня убивает. Да какая разница, где, главное, что малыш погиб! Из-за моей беспечности!

— Время пошло, — непонятно говорит некромант, откидывая плед. Не удосужившись обуться, он в два прыжка покрывает расстояние от дивана до моих апартаментов, влетает в ванную комнату и склоняется над водой. Приглядевшись, осторожно вылавливает маленькое скукоженное тельце, странно сминающееся в его лапище.