Геннадий Башунов - Не люди

Поэтому…

Тело плюхнулось в воду. Шёлк пригладил мягкую курчавую бороду и, подумав, сплюнул на мост.

– Лучше бы ты к Гревву попёрся... балабол, – сказал он напоследок и ушёл.

Хотелось сказать слово покрепче, но дух убитого мог обидеться и начать мучать его, а не магов-убийц. Течение здесь было довольно сильным, и труп наверняка уплыл бы далеко, но этого не произошло. Буквально через пару сотен ярдов мертвец выпутался из циновки и поплыл к каналу, на берегу которого горожане устроили свалку.

Выбравшись на берег, тот, кто назывался Кронле, уселся напротив большой кучи мусора. Его распухший от ожогов язык, свисающий до самого подбородка, втянулся в рот, а кожа на лице, словно вмиг высохнув, стянулась в ещё более глубокую сеть морщин. Выругавшись, Кронле взглянул на свои руки. На тыльных сторонах ладоней образовалась такая же сеть морщин, что и на лице, а на костяшках кожа высохла, натянулась и лопнула.

На кучу мусора взобралась ободранная бродячая кошка. Она уселась напротив сказителя и уставилась на него глубокими фосфоресцирующими глазами.

– Это тело не выдерживает, – сказал Кронле.

«Оно долго прослужило тебе», – молча ответила кошка.

– Мне больно, – плаксиво проговорил недавний мертвец.

«Тебя убили».

– Нет, я говорю о другом. Боги, неужели мы так долго времени провели порознь, что ты перестала меня понимать? Разве ты не чуешь мощь Длани? Сунься я поближе к Бергатту, это тело порвало бы на кусочки, а это было бы куда больнее, чем эти деревенские заклинания, которыми пытался меня убить тот недоучка.

«Я чувствую мощь Длани», – просто ответила кошка.

– Как думаешь, Велион достанет её?

«А ты как думаешь?».

– Думаю, что если он не достанет, никто не достанет. Но не уверен, что у него хватит способностей.

«Помни об Урмеру».

– А ещё Урмеру, – кивнул Кронле. – Дерьмо.

«Дерьмо», – подтвердила кошка и разинула пасть в гримасе боли.

– В общем, дело сделано. Я направил могильщиков куда нужно, а те уже должны послужить нашим целям. Так значит… я могу быть свободен? Я могу… вернуться?

«Ты знаешь, что не можешь. Не все ещё дела сделаны, а этот год – твой».

По телу кошки прошла судорога. Она срыгнула, и в её рвоте была не только кровь, но и куски плоти.

– Хреново тебе, да?

«Хреново этому телу, не мне, ты же знаешь».

– Сама знаешь, что знаю, зачем отвечать?

«Зачем спрашивать, если знаешь?».

– Риторический вопрос, слыхала о таком? – Кронле тяжело вздохнул и поднялся на ноги. – Боги, как я хочу домой.

«Осталось всего десять недель, и ты вернёшься домой».

– Целых десять недель, – огрызнулся тот, кто назывался Кронле, и двинулся прочь.

В конце концов, у него ещё много дел, обсуждать которые не имело смысла, Кошка и так о них знала. А ему было просто невыносимо находиться в этом теле в такой близости от Длани.

Кошка на куче мусора долго смотрела вслед уходящему, а когда сущность, говорившая с бывшим мертвецом, покинула её, забилась в страшных судорогах и сдохла.

Прежде чем добраться до Полой Горы, двум могильщикам предстояло миновать широкую долину, лежащую между двух то ли каменистых холмов, то ли пологих горных хребтов. Старый тракт в этих местах пребывал в отличном состоянии, буквально к обеду Краг понял, что уже давненько не видел на дорожном полотне ни единой выбоины. Тем не менее, запустение в этих краях было полнейшим. Но с одним отличием – люди уходили из этих мест организовано, заброшенные деревни и хутора разрушались от времени и отсутствия ухода, а не уничтожены войной. На привале, пока Краг готовил скудный обед, Велион из любопытства забрался на ближайшую ферму, но вернулся с пустыми руками.

– Всё, что могли вынести, отсюда вынесли ещё во время войны, – сказал Велион, усаживаясь к костру. – И мне кажется, я знаю, куда.

– В Новый Бергатт?

– Ага. Я уже видел подобное на востоке. Если бойня не затрагивала несколько деревень, люди забирали всё ценное и устраивались на новом месте. Желательно у какой-нибудь крепости. Или за её стенами, если была такая возможность.

– Но зачем? – удивился Краг. – Раз война прошла мимо… можно же жить дальше на старом месте?

Велион насмешливо поглядел на напарника и спросил:

– Сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Значит, на твоей памяти случилась одна большая война. На моей – две, не считая всяких пограничных конфликтов и грабительских рейдов. Ты когда-нибудь видел людей, бегущих от войны? Или, что хуже, людей, переживших войну, но лишившихся во время неё всего, кроме жизни? Видел, как мужчины и женщины бегут с пустыми руками из горящих городов, как они потом начинают умирать с голоду, не в силах добыть себе пропитание? Видел дезертиров, которым уже нечего терять, готовых убить за краюху хлеба?