Алеха: Воплощённый 2. Падение рода

Конечно, неприятным открытием было участие Инквизиции в снабжении диких, и, судя по всему, не только снабжении. Слишком тесной оказалась их связь с этими странными, на первый взгляд, психами. А ведь когда появилось это веяние, винить в случившемся цивилизацию, а магию считать грязью и грехом и, отринув эту грязь, возвращаться к истокам, все специалисты в один голос утверждали, что дикие — нежизнеспособное явление. Невозможно выжить в лесах, без поддержки, не сбиваясь в крупные агломерации. Автономные поселения по сто, сто пятьдесят человек просто не выживут. Но шли годы, и дикие не только не вымирали, но и становились всё более опасной силой, проявляли себя всё чаще и действовали всё агрессивнее.

Канцлер грешил на диверсионные группы «заклятых» друзей, но тем самим было несладко, чтобы выделять серьёзные ресурсы на обеспечение таких странных и пока не очень эффективных боевых подразделений, собранных из мирного населения чужой страны. Не было лишних ресурсов и у канцлера. Поэтому разработка диких тянулась ни шатко ни валко. Пока в их руках не блеснул огнестрел. Последним недостающим кусочком стали снимки экспериментальных карабинов в руках диких, ведущих огонь в группу Найдёнова. И если бы не грянувшие буквально следом события в Екатеринбурге, канцлер сумел бы, аккуратно и никого не спугнув, размотать всю цепочку.

— Скажи мне, Витольд Генрихович, — ещё раз растерев лицо ладонями, обратился к канцлеру император, — будь ты на моём месте, чтобы ты сделал с Екатеринбургом?

— Не смею даже предполагать, Ваше Импера…

— Оставь, Витольд, — остановил словоблудие канцлера император, — прекрати дурачиться! Как будто не видишь, что происходит?

— Простите, Ваше Императорское Величество? — состроил лицо, полное непонимания канцлер.

— Вот зачем ты мне такой, недогадливый? — скупо улыбнулся старый маг, но счёл необходимым разъяснить свою точку зрения, — Картина выходит такая, Витольд, что какое бы я решение ни принимал, все они ухудшают ситуацию. И я бы смирился, если бы это был «цугцванг». Если бы любое моё решение, любое моё действие вело к ухудшению ситуации. Но нет!

Император на минуту замолчал, хмуро рассматривая противоположную стену. Потом удивлённо покачал головой и продолжил говорить:

— Ещё тогда, десять лет назад, когда послы Атешкурта, олицетворяя оскорблённый юг, стояли в тронном зале и смиренно просили империю не вмешиваться в их «внутренние дела», я, подогреваемый шепотками завистников Морозовых, выбрал решение, худшее из возможных. Я отдал на растерзание своего вассала. Нарушил клятву, посчитав, что клятва уже нарушена не мной. Похоже, с тех пор я проклят. Любое моё решение по шажку подводит мою империю к обрыву. Я не знаю, сколько осталось. Может быть, всего одно моё решение отделяет империю от падения в пропасть. Проклятье рода Морозовых оказалось настолько сильным, что даже после падения этот род тянет за собой и меня, и мою империю.

— Я спрашиваю тебя, мой верный друг, — обратился император к канцлеру, — как бы поступил на моём месте ты? Поднял бы все рода империи и стёр с лица земли город, бросивший тебе вызов? Или сделал это сам, силами одного рода? Показав остальным, что сильнейший род в империи по-прежнему силён. Или не порол бы горячку, успокоился, досконально разобрался в ситуации, выждал время и поступил с убийцами, пролившими родную кровь по закону? Или простил их? Скажи!

— Мне кажется, — начал осторожно подбирать слова канцлер, — что тут нет правильного или неправильного решения. Происходящие события настолько трагичны и чудовищны, что выйти из этой ситуации без потерь невозможно. Любое решение осложнит будущее империи.

Император молча слушал канцлера, не перебивая, не двигаясь, и, кажется, даже не моргая.

— Прощать Апраксиных нельзя. Сейчас все остальные рода смотрят на нас и ждут нашей реакции. Простить Апраксиных, значит расписаться в собственной слабости. Возможно, совет родов поддержит это решение, восхитится вашим милосердием, но совсем скоро найдутся те, кто попробует оттеснить ослабший род от управления империей. И тогда крови прольётся намного больше.

Император медленно кивнул не столько соглашаясь с канцлером, сколько подтверждая, что услышал сказанное.

— Проводить расследование можно, только если делать это дополнительно с какими-то ещё действиями, — также осторожно подбирая слова, продолжал говорить Витольд Генрихович, — потому что и вы, и я и, тем более, главы родов, понимаем, что никакое расследование никогда не покажет нам всей картины произошедшего. А значит, попытка провести расследование — лишь уловка слабого. И последствия этого решения будут практически теми же, что и в случае с прощением.