Алина Сконкина - Баньши Ветра

Двери захлопнулись. Вихрь швырнул полукровку на лестничный пролёт. С нелепым женским вздохом ветер стих.

Фиама стояла на карачках, зубы её стучали, а тело тряслось. Ток пробежал по плечам, бёдрам, телу, шее и по лицу, от бровей вокруг глаз. Дочь ашуры попыталась подняться, но тело била дрожь.

Её прокляли!

Меня прокляли. Прокляли. Прокляли. Прокляли, звенело в голове у Фиамы. «Никогда ты не познаешь простого человеческого счастья!» «Никогда, никогда!» эхом отдавалось в мыслях.

На подгибающихся ногах, держась за стенку, Фиама спустилась по лестнице. Она двигалась в сторону своей комнаты. Там её маленькая крепость. Там она всё переосмыслит.

Фиама не помнила, как добралась до комнаты. Кажется, в коридоре, завидев её такой , люди шарахались в стороны, уступая дорогу.

* * *

– Отец, что за кошмар произошёл со всеми? На меня обрушился вихрь чувств. На моих товарищей тоже. Наставники в панике, говорят это дело рук полукровки. Что произошло? – Сиэль вошёл к Декану в кабинет и уставился на царившей внутри бардак. На полу валялись документы, папки вывернуло наружу. Юноша принялся собирать бумаги и поставил стул на место. Он слышал обрывки невнятной речи Лили. Женщина срывалась на визг и верещала, так что Сиэль ничего не понял из её рассказа. Только то, что у Баньши опять был приступ. Ко всему прочему он заметил в коридоре чудовищно бледную дочь ашуры. Она по стеночке брела в жилой корпус, в руке сжимая свиток за печатью Декана. – Наставница Лили говорила о припадке.

– Я избавился от неё, – ровно произнёс Декан. До этого он стоял спиной к сыну и смотрел в окно, но затем повернулся и оглядел учинённый беспорядок.

– Что? – Сиэль забыв о всяком приличии вылупил глаза.

– С ней покончено. Осталось дождаться дирижабля, который увезёт её с наших глаз долой навсегда, – едва не пропел архимаг.

– Исключена? Или ты убьёшь её? – Сиэль почувствовал страх за жизнь полукровки. Издеваться над ней одно, но убивать. Как-то это всё радикально. Юноше нравилось издеваться над убогой. Он придумал ещё парочку весёлых воспитательных издёвок. Он наконец нашёл себе игрушку, занятие, которое отвлекало его от скучной жизни. Отец лишил его последнего развлечения.

– Возможно, – загадочно произнёс Декан.

– Что произошло? – не унимался Сиэль.

– Она использовала запретную магию. Думала мы не найдём призывную пентаграмму! Да ещё дождалась дня празднеств, – архимаг покачал головой. – Она доигралась.

– Запретную? Откуда она её узнала? – каждая следующая фраза отца поражала Сиэля всё больше. Он не хотел мириться с решением архимага. Полукровка была его игрушкой, Сиэля, он её воспитывал и издевался над ней. Что ему делать теперь? На кого выливать накопленную внутри злобу?

– Она изучила много книг в библиотеке. Много книг о пентаграммах. Я видел через портрет, – отмахнулся Декан и подобрал с пола несколько листов.

– Но почему ты давал ей эти книги? – выпалил Сиэль, забывая к кому обращался. Юноша не мог смириться с тем, что отец подставил полукровку, подставил чтобы исключить!

– Да как ты смеешь со мной так разговаривать! – вспылил Декан и швырнул подобранные листы себе на стол. Что за чудовищный день, все его проверяли, никто не оправдывал ожиданий. Неповиновение от собственного сына он терпеть не намерен!

– Прости, отец, – Сиэль склонил голову. Отец не мог видеть, но в глазах юноши горело сомнение. Он сомневался во всём. Как он мог сомневаться в методах отца? Но сейчас юноша сомневался. И не понимал откуда в нём это. Он хотел, чтобы девчонка вернулась.

– Радуйся. Академия избавилась от этой полукровной погани, – Декан отвернулся к окну, всем своим демонстрируя, что разговор окончен.

– Да, отец, – покорно произнёс Сиэль и неожиданно резко бросил стопку подобранных бумаг на стол. Он всё ещё не мог поверить, что больше не увидит полукровку.

Перед тем как уйти Сиэль взглянул на бумаги, разбросанные по столу и заметил коричневый пергамент. Юноша смог разобрать перевёрнутые буквы начала абзаца "Уважаемый Натан. Спешу напомнить о твоём долге…".

Сиэль ещё раз взглянул на отца и ушёл. Он слышал о земском архимаге, старом приятеле отца, а также знал о его любви к разнообразным алхимическим опытам, особенно над детьми.

* * *

Фиама сидела на кровати, осмысливая случившееся, она пыталась прийти в себя. Дрожь постепенно отпускала тело, но в мыслях продолжала стучать брошенная в сердцах фраза Декана «Никогда ты не познаешь простого человеческого счастья!». Полукровка не замечала, что по-прежнему с силой сжимала свиток.