Дэниел Абрахам - Путь дракона

Отступник был рожден среди таких же гор; в играх его детства палка и витые пряди древесной коры исполняли роль меча и плети. В те годы он, должно быть, грезил о сокрытом храме, жаждал вступить в монашеское братство — сейчас, пронизанный холодом под ненадежным скальным кровом, он едва этому верил. В памяти брезжил лишь священный трепет, с которым он глядел снизу вверх на каменную стену, на изваянные в камне фигуры стражей из всех тринадцати рас человечества. Черты их стерлись под ветрами и ливнями: цинна и тралгут, южнец и первокровный, тимзин, йеммут, утопленец — все они взирали на мир одинаково пустыми лицами, сжав одинаковые кулаки. Отчетливо сохранился лишь вознесенный над ними дракон с простертыми крыльями и кинжально-острыми зубами, да еще ясно выступали на огромных железных воротах старинные буквы, сложенные в слова на незнакомом селянам наречии.

Уже послушником он узнал, что надпись гласила «УЗЫ И ВОЛЯ». Он даже когда-то верил, что понимает смысл.

Легкий ветерок оживил вспыхнувшие светлячками угли. Пылинка золы попала отступнику под веко, он потер глаз запястьем. В крови что-то изменилось, токи тела отозвались на некую незримую силу — прежде он назвал бы это присутствием богини. В давний миг, подойдя к железным воротам с другими деревенскими мальчишками, он пожертвовал собой — собственным телом, всей жизнью. А взамен…

Взамен он получил откровения. Поначалу лишь самые простые — буквы, чтобы читать священные книги, и цифры, чтобы вести храмовые записи. Он прочел сказания об империи драконов и ее крахе. О паучьей богине, несущей в мир справедливость.

«Богиню невозможно обмануть», — говорили ему.

Он, конечно, пробовал. Верил наставникам и все же пробовал им лгать — ради проверки. Выбирал то, чего жрецы не знали: имя отцовского клана, любимое лакомство сестры, сокровенные сны… За каждую ложь ему доставался удар плетью, за правду — ничего. Наставники ни разу не ошиблись. И он поверил. Уверовал. И позднее, возведенный верховным жрецом в звание послушника, уже не сомневался в собственной великой будущности — ведь о ней толковали ему жрецы.

После жестоких посвятительных испытаний юный послушник ощутил в крови силу паучьей богини. Первую же услышанную ложь он с удивлением опознал прежде неведомым чутьем; первые же его слова, в которых зазвучал голос богини, пылали убежденностью и заставляли верить.

Впрочем, теперь он лишен благодати, и все прежние знания могут оказаться неверными. Неизвестно даже, есть ли такая страна — Кешет. Он надеялся, что есть, и рисковал сейчас жизнью, чтобы до нее добраться. Может, карта была фальшивой. Может, и драконы, и империя, и великая война — все выдумка. Океана он тоже никогда не видел: вдруг и рассказы об океане небылица?.. И если верить лишь в то, что сам видел и ощущал, то он не знает ничего. Ровно ничего.

В нахлынувшей ярости отступник впился зубами в ладонь — закапала кровь. Он сдвинул пальцы пригоршней: кровь, в тусклых отсветах костра почти черная, пестрела более темными узелками. Один из них вдруг расправил тонкие ножки — и паучок принялся бездумно вскарабкиваться по краю ладони, за ним увязался другой. Служители богини, в которую отступник больше не верил… Медленно перевернув ладонь над тлеющим костром, он следил, как крайний паук, сорвавшись в огонь, съеживается от жара.

— Что ж, — прошептал отступник. — По крайней мере я знаю, что вы смертны.

Горы тянулись бесконечно. Каждый перевал таил угрозу, в долинах подстерегали опасности. Разбросанные на пути деревеньки отступник обходил стороной и лишь изредка подбирался к каменным цистернам за глотком воды; пищей ему служили ящерицы да светлые орехи, вылущенные из хвойных шишек. От троп, где оставили след широкие когтистые лапы, приходилось держаться подальше. Как-то вечером он набрел на круглое пространство, огражденное колоннами, и решил было передохнуть и набраться сил, однако во сне его преследовали кошмары настолько странные и жуткие, что пришлось поскорее убраться.

Он исхудал, плетеный кожаный пояс болтался чуть ли не на бедрах; подошвы сандалий истерлись, лук для розжига огня пришел в негодность. Время потеряло смысл, дни тянулись бесконечно. Каждое утро он повторял себе: «Вероятно, сегодня последний день моей жизни. Вероятно».

Это «вероятно» его и спасало. Однажды на рассвете отступник взобрался на очередной каменистый холм — и увидел, что горы кончились. Внизу, на западе, лежали широкие равнины, среди лугов и лесов вилась сияющая лента реки. Долина манила обманчивой близостью, однако отступник знал, что идти еще дня два, не меньше. И все же, опустившись на грубый приземистый валун, он дал волю слезам и просидел так почти до полудня.