Елизавета Шумская - Пять дорог [СИ litres]

Тогда нервы не выдержали. Она закричала и лишилась чувств. Прибежала хозяйка дома, соседи, начали ее тормошить. Когда целительница пришла в себя, в первую очередь бросилась к зеркалу, но то показывало ее привычное лицо без каких-либо изменений.

Пришлось что-то врать, выкручиваться. «Перенервничала. Наверное, устала, привиделось… Может, что-то не то съела?»

– Девочка, что ты тут делаешь? – коллега вынырнула из-за поворота в правое крыло лечебницы и наклонилась к ней.

«Что происходит? Почему она стала такой высокой?» Эйлин опустила глаза и ужаснулась: платье, которое ей доходило до щиколоток – очень модно! – теперь подолом лежало на полу. Кстати, плохо помытом! Нужно сделать замечание уборщикам!

– Ты маму ищешь?

«Это розыгрыш?»

Но в отражении окна была видна маленькая девочка. Очаровательный милый ребенок, которым она никак не могла быть.

Врать себе больше не имело смысла. Кровь матери, настоящей матери, не той, которая ее воспитала, пробудилась.

Нужно научиться с этим жить… Возможно, эти дурацкие смены возраста можно контролировать? Главное, как-то понять, что на них влияет и как с ними справляться!

О своей настоящей матери Эйлиан знала немного. Они с отцом не были женаты. Ему даже не было известно, что у него уже имеется дочь, пока эта женщина не появилась ночью на пороге его дома с ребенком на руках.

Она рассказала отцу и его молодой жене о четырехликих и о том, что уходит. И не может взять с собой маленькую Эйлиан.

– Почему? – вырвалось тогда у кого-то из супругов.

– Когда четырехликая вступает в заповедные земли своего суженого, ее прошлая жизнь исчезает для нее, – женщина говорила с трудом, слезы мешались в ней с какой-то совсем иной болью. Будто каждая секунда здесь давалась ей с кровью. Непонятная, но ощутимая как нечто вполне материальное чуждость уже поселилась в ее венах, выглядывала из глаз и пугала до дрожи. Словно говоришь с бездной, с поднявшейся и застывшей штормовой волной. Вот-вот сорвет последнюю преграду – и обрушится, уничтожая все на своем пути. – Остается только этот мужчина – и его жизнь, его мир. Он подарит ей счастье, которое только возможно. Она будет царицей в его землях, равной ему по силе. Но все остальное, что было до него, исчезнет. Из памяти, из сердца, из жизни.

Женщина подняла на шокированных супругов темные, больные глаза.

– Я боюсь, что уже через пару дней и не вспомню, что у меня есть дочь.

Эту историю Эйлиан рассказали родители – отец и мачеха, когда ей было лет двенадцать. И тогда она поклялась, что никогда с ней не произойдет того же. В ней всего половина этой проклятой крови, а еще она сильная, умная и с железной волей! Она не позволит так с собой поступить! Никогда не забудет своих родных! Никто и ничто не сломает ее мир. И любое предназначение, любые суженые с их заповедными землями могут убираться к гоблинам!

И вот…

«Дорогие мама, папа и Люси!

Я говорила, что приеду. Что дома попытаюсь разобраться, справиться с этой напастью… Но, похоже, судьба все решила за меня. Я слышу зов. И вижу во снах и видениях, которые начали настигать меня даже днем, мужчину. Всё, как вы мне говорили. Похоже, это хозяин заповедного леса. Вокруг него всегда деревья и странные животные. Он ждет меня, и каждый день вдали от него оборачивается такой болью, которую не передать ни одним лекарским термином. Мама, мне так страшно…

Но им меня не сломить! Мама, папа, Люси, я обещаю, я так просто не сдамся. Это не моя судьба. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я это преодолею, я справлюсь. Я не позволю им так со мной поступить! Я никогда вас не забуду.

Люблю вас больше жизни,

Златко вынырнул из воспоминания и с ужасом посмотрел на четырехликую. Полное молчание сковало дом и лес. И в этой ужасающей тишине стало так жутко, словно оказался рядом с пропастью и почувствовал толчок в спину.

«Она не помнила, – понял Златко. – Она их забыла!» Четырехликая действительно не помнила, отчего ей так важна эта шкатулка. Не помнила своей прошлой жизни, семьи, друзей, всего, что было так важно и дорого… Так же, как ее настоящая мать, она забыла всё, когда вступила в земли своего суженого. Но ее душа, упрямство и сила воли до последнего цеплялись за эту шкатулку, как за то единственное, что осталось из прошлой жизни и не давало полностью отдаться этому, новому, миру. «О боги… сколько же десятилетий прошло?!.»

В этой полной тишине неожиданно разбилась одна из стоящих у самовара чашек. Одна… вторая… потом разлетелись на мелкие осколки баночки с вареньем, затем что-то еще…