Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

— Сам ты Чучачка, — вздыхает Катя. — Забыли, значит, — с грустью опускает взгляд, кидает голодной курице ещё одну жменю хлебных крошек.

— Все не истрать, — беспокоюсь я.

— У меня их целый карман, — она сдувает со лба непокорную чёлку. — Пойдём шесты делать?

— Пойдём, — понуро отвечаю я.

С шестами наизготовку ступаем в болото. Под ногами хлюпнула вода и на поверхность вырвались пузыри, лопнули, распространив после себя тошнотворный запах гнилой тины.

— Мне страшно, — отшатнулась Катя.

— Если тебе будет от этого легче, то мне тоже страшно, — в ответ говорю я.

— Нет, совсем не легче, мальчики должны быть всегда храбрее девочек! — с горячностью изрекает Катя.

— А я думал, вы всегда предпочитаете быть храбрее нас.

— Это в школе, а здесь … девочки предпочитают смелых мальчиков!

— Хорошо, держись меня, Катя. Иди строго нога в ногу, так по болотам ходят, я по Дискавери видел, — несколько польщённый говорю я.

Зажмурившись, делаю ещё шаг, вновь поднимаются зловонные пузырьки, вызывая спазмы в горле. Но я не погружаюсь в болотную жижу, под ногами ощущаю постилку из спрессованных корней и ила, она колышется как кисель в чашке, но наш вес пока держит.

Щупаю впереди шестом, он не проваливается, делаю ещё шаг. Постепенно заходим всё дальше и дальше в болото.

Мерцающие огоньки вспыхивают с разных сторон, иногда приближаются, словно испытывая любопытство, затем уносятся в сторону, где отражают зеленоватый свет на поверхность трясины.

Трёхглазая курица несётся за нами, перепрыгивая с кочки на кочку, бывало, промахивается и падает в воду, взметая крыльями тучу брызг, и при этом истошно кудахчет, но упорно выбирается на следующую кочку, стараясь от нас не отстать.

Останавливаюсь. Катя налетает на меня, отступает в сторону, мигом погрузившись по пояс, и едва не тушит факел. Затягиваю обратно на тропу, укоризненно качаю головой.

— Ты чего? — спрашивает она, тяжело дыша, в изнеможении опираясь на шест.

— Пташку подождать надо, боюсь, потонет, курицы, как известно, плавать не умеют.

— Пожалел? — Катя с трудом выдавливает из себя смешок.

— Ты знаешь, да, — сознаюсь я. — Хотя, наверное, потопла и нам проблем меньше стало.

Курица с хриплым кудахтаньем подобралась к нам, растопырила крылья, чтобы держаться на поверхности и даже от усталости закатывает все три глаза.

— Ладно, мерзкая дрянь, залетай мне на плечо, — смилостивился я.

Птица даже клюв раскрыла от удивления, но тут же, взлетает мне на спину и садится на плечо благодарно, квохча.

— На Робинзона Крузо похож, — смеётся Катя, — только у того попугай был, а у тебя грязная, мокрая курица.

— Ох, и тяжёлая она! — кривлюсь я.

— Устанешь, я её понесу.

— Да это я так, к слову, — отмахнулся от Катиного предложения, — сам дотащу. Ты лучше иди след в след, а то опять нырнёшь в болото.

Вытягиваю факел, стараясь рассмотреть, что делается впереди. Всё те же мёртвые деревья и гнилая вода. Тыкаю шестом, он уходит полностью под воду, пытаюсь нащупать дно с другой стороны, вновь пустота.

— Впереди трясины, другой путь искать надо, — озабоченно говорю я.

— Назад надо идти?

— Придётся, — я пытаюсь обойти Катю, но едва не падаю в трясину, Катя успевает схватить меня за кольчугу.

— Знаешь, а их надо с себя снять, а то будет нам Ледовое побоище, — предлагает Катя.

— Кого снять? — не понял я.

— Кольчуги. Попадём в трясину, точно не выплывем.

— Жалко.

— Птичку жалко, — хмыкает Катя, стаскивает её с себя и без сожаления бросает в сторону.

Трясина жадно хлюпнула и мгновенно утянула кольчугу на дно. — Вот видишь, так и нас может засосать.

Не раздумывая, расстаюсь со своей кольчугой. Мгновенно чувствую себя таким беззащитным, даже мороз продрал спину.

— Зато не утопнем, — чувствует моё состояние Катя.

Огоньки суетятся у трясин, словно зовут. Так хочется идти им на встречу, это как гипноз. Вот и Катя делает неуверенный шажок в их сторону, но я с усилием сбрасываю с себя наваждение.

— Катя, крошки доставай, видишь, они не в духе.

— Ах да, — трясущимися руками она лезет в карман. — Эй, блудички, это вам! — дрожащим голосом зовёт она их и бросает небольшую горсть хлебных крошек.

Огоньки замерцали, словно новогодняя гирлянда и словно удивлённый детский шёпот раздался со всех сторон. Часть самых смелых блудичков переместились от трясин ближе и бледными пятнами мелькнули у наших ног.

— Ой! — отскакивает Катя.