Д Штольц - Удав и гадюка

— Как? — подняла заплаканные и красные глаза от уже мокрого плеча Фийя.

Граф тяжело вздохнул, не зная, как объяснить свои чувства.

— Фийя, я не хочу врать. Да, пусть ты меня уже и не так влечешь в постели, но это не значит, что я тебя не люблю. Ты была рядом тридцать лет, каждый день заботясь, но пора подумать и о собственном счастье, о материнстве. Тебя будет любить муж, будут любить дети… — после заминки Юлиан сказал. — Когда вернемся, Фийя, я выделю тебе отдельную комнату. Ты поняла?

Растеряв и без того скупое красноречие, Юлиан замолк и поцеловал женщину в зареванное лицо, спустился губами к шее и слегка прокусил, отчего Фийя томно вздрогнула и прикрыла глаза. Вкусив мысли женщины, граф понял, что разговором так ничего и не добился, и вряд ли добьется. Он стащил с себя спальную рубаху и уложил Фийю в кровать. Уже к полуночи айорка умиротворенно сопела в обнимку с подушкой. Уделом же Юлиана стали размышления, как объяснить глупенькой Фийе, что страсть потухнет, но женщина упустит то драгоценное время, в которое нужно обзаводиться семьей и детьми.

И снова Юлиан вспомнил того суккуба со странной и дикой чувственностью. А потом все померкло; растворились и Фийя, мирно похрапывающая рядом, и та загадочная незнакомка. В беспокойном сознании Юлиана выплыл образ Вериатели. Граф негромко и тепло вздохнул, желая прикоснуться к своей любимой кельпи. Он так и пролежал с некоторое время, думая, как бы разговорить свою молчаливую и вечную спутницу.

А еще позже Юлиан поднялся с кровати, нашел этот злополучный флакон с удушливыми и мерзкими духами, закутал в хозяйскую тряпку и спрятал за шкаф, чтоб, не дай богам, Фийя его не нашла.

С рассветом Юлиан ждал появления старика с возмущениями по поводу костюма, но Вицеллия все не было. Он долго возился за стеной, сопел, ворчал, а потом замолк. Как бы граф ни прислушивался, он не мог понять, что делает веномансер. Наконец, собравшись, Юлиан с айоркой вышли в полутемный коридор, и после короткого стука веномансер открыл дверь. На старике было праздничное темно-серое платье с золотыми пуговицами и бархатной алой пелериной.

Юлиан вошел внутрь, сложив руки за спиной, и быстрым кивком поздоровался.

— Учитель.

— Да?

— У ворот Золотого Города разговаривать буду я. А Вы, пожалуйста, тихо стойте в стороне. Когда получите долгожданный полувековой вклад, мы навестим тот дом в Мастеровом районе, где я заберу вещи. Далее нам придется расстаться. И снимите, ради всех богов, Северных и Южных, алую накидку — не привлекайте к своей персоне излишнее внимание!

— И не подумаю, — высокомерно поправил золотую цепочку на столь любимой пелерине веномансер.

— Тогда завернитесь хотя бы в плащ! Нам нужно пробраться до Нактидия неузнанными, забрать вклад и вывести вас из Элегиара как можно скорее.

Вицеллий, поразмыслив, неожиданно послушно кивнул и подсунул края выбивающейся пелерины глубже под материю плаща. Затем нахохлился и накинул на седую голову с мышиными волосами капюшон. Юлиан, обрадованный, что к старику вернулся глас разума, вместе с Фийей стал спускаться вниз.

Графу пришлось заплатить десять серебряных за уход за лошадьми и дополнительно еще десять за выбитые ставни и пятна крови на простыне, отчего трактирщик очень косо посмотрел на северян. Элегиар — дорогой город.

Город пробуждался. Южное солнце, еще по-весеннему холодное, выкатилось из-за каменных стен. На улицах стоял живой гул. Юлиан, Вицеллий и Фийя вышли на широкую мостовую, взобрались вверх по холму: мимо шума рынков, стука молотков в кузницах, тягучих запахов аптекарских домов, густого аромата смолы в сапожных мастерских, все дальше и дальше — к единственному входу в Золотой Город. Спустя полчаса путники достигли высоких кованых ворот с золочением. Сквозь эти ворота, выполненные в виде огромного древа, можно было попасть в господский район, ныне закрытый. Хотя, как подозревал Юлиан, и до покушения на короля в Золотой Город рабочему люду было не пройти.

Перед калиткой покачивались на хвостах два стражника, в алых и пышных одеждах, укрытых металлом, со сверкающими протазанами. Наги взглянули на гостей из-под капеллин. Недобро блеснули желтые глаза. Рядом со змеями, в плетеном кресле, восседал человечек в накидке. Накидка эта, черная и богатая, щеголяла витыми древесными узорами и крепилась на плече золотой фибулой платана. Горло пожилого мужчины обвивали ленты, а от переносицы вверх, к границе волос, устремлялась черная полоса краски. Стало быть, охранный маг, со своими отметинами, обозначающими статус.