— Позвольте спросить, лорд Арнел, случайно не вы ли внесли пункт о необходимости холостого положения для младших следователей?
Взглянув на меня с ледяной насмешкой, градоправитель Вестернадана спокойно ответил:
— Нет.
Затем по его губам скользнула ухмылка и дракон добавил:
— Кристиан любезно сделал это для меня.
ОрКолин обернулся и остановился, взирая на застывшую меня. Вдалеке вернулись к масштабному сжиганию фотографского порошка назойливые газетчики, и всё вокруг вновь озарялось вспышками, впереди нас ожидал наш главный враг, а я… я… я…
— Я не знаю, что я с вами сделаю, после победы над Карио. Я, правда, не знаю, но, поверьте — вам это с рук не сойдёт!
И вскинув подбородок, я расправила плечи, выпрямила спину до боли, и сообщила ОрКолину:
— Всё, я готова.
Вот теперь действительно готова. Уже же абсолютно ко всему.
* * *
Тремя днями ранее…
« Дорогая моя, правильное утро в респектабельном доме начинается рано. Первым встаёт дворецкий, ведь кроме него никто не смеет открывать входные двери, а молоко и утренние газеты приносят на самой заре. Так же помни, прислуга — символ благополучия дома, те, кто позволяют леди вести достойный образ жизни. Когда у тебя появится свой дом, учти, что леди и джентльмены никогда не должны слышать голоса слуг. »
В этот момент внизу раздался крик миссис Макстон:
— О, нет, Бетси, требуется чайный сервиз подходящий к случаю, а потому исключительно голубой, несомненно лёгкий принт и ажурная отделка… ммм… принеси из кладовой сервиз от «Тиффани».
Я невольно улыбнулась, и перешла к продолжению чтения конспекта, который некогда вела по приказу матушки, записывая её наставления.
«Слугам запрещено самим заговаривать с хозяевами».
Распахнулась дверь, заглянула Бетси и спросила:
— Мисс Ваерти, ну как, закончили?
Я с тоской посмотрела на идеальный белоснежный лист бумаги с дорогим тиснением, на котором пока что имелась всего одна фраза: « Дорогая матушка …».
— Я в процессе, — нервно солгала горничной.
Бетси кивнула и унеслась в кладовую.
Мне же пришлось вернуться к конспекту, который во времена моей юности уже был весьма фривольно назван Заунывным трактатом.
«Служащие никогда не должны излагать свое мнение работодателям».
— Мисс Ваерти, — миссис Макстон появилась в незакрытых Бетси дверях. — Вы наденете голубое платье, расшитое васильками. И не спорьте!
Я не стала спорить, отчётливо понимая, что это бессмысленно. Радовал лишь один факт — во всём этом не принимала участие леди Давернетти, а потому страшного мы, можно сказать, уже избежали.
« Слуги никогда не должны разговаривать с другим слугой в присутствии работодателя ».
— Но миссис Макстон, — Бетси с коробкой содержащей фарфоровый сервиз, показалась в дверях. — Это платье прислала леди Давернетти! А вы помните, каким было прошлое платье, пошитое по эскизу леди Давернетти!
Что?!
— Бетсалин, — очень отчётливо и гневно произнесла миссис Макстон. — Ступай на кухню!
Горничная юркнула прочь, а мне же достался невозмутимый вопрос:
— Как продвигается дело с написанием письма вашей матушке?
— Определённо весьма скверно, — с грустью призналась я.
— М-м, а что это вы читаете?
Домоправительница быстро пересекла пространство ещё частично разгромленного кабинета, взяла со стола мой конспект, и с интересом вчиталась в его содержимое.
— О, а ваша матушка определённо является женщиной, знающей толк в ведении домашнего хозяйства.
— Да, это так, — я с трудом подавила тяжёлый вздох.
Миссис Макстон с нескрываемой жалостью посмотрела на меня и высказала своё мнение:
— Мисс Ваерти, боюсь, от этого письма не будет никакого толка.
Вероятно, она была права, и всё же…
— Я хочу хотя бы объяснить, — прошептала едва слышно.
Отрицательно покачав головой, моя добрая экономка, сделала неожиданно чудовищное признание:
— Все ваши письма родным сжигались прямо на серебряном подносе для корреспонденции. Их письма к вам постигала та же участь.
Я стоически выдержала и этот удар. Лишь села ровнее, да задышала чаще, пытаясь сдержать слёзы.
Обойдя стол, миссис Макстон успокаивающе коснулась моей ладони, а затем тихо признались:
— Мы поняли это не сразу, ведь, как вам известно, мисс Ваерти, профессор поступал так со многими письмами.
Это было мне известно. Лорд Стентон относился к тем драконам, которые никогда не меняли принятые решения, а потому неугодные ему не имели никакой возможности оправдаться письменно — послания сгорали, едва их переносили за порог дома. И в умении сжигать дотла профессору не было равных — утренние и вечерние газеты, важные письма, послания от коллег оставались нетронутыми, а неугодные письма становились пеплом, неспособным воспламенить ничего более. Помнится, первое время я с живейшим интересом наблюдала за подобными явлениями на подносе для корреспонденции, и как-то даже была застигнута профессором за крайне нетривиальным занятием — попыткой зажечь свечу от горящих ярких пламенем писем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу