Елена Звездная - Книга вторая. Магическая экспедиция

Окружающая действительность изменилась мгновенно!

Вот я только что стояла на коленях у входа в величественный храм древнего бога, а уже сейчас вокруг меня не менее величественные деревья, надрывно поёт соловей, шумит листва и ярко светит солнце.

А ещё дрожат ноги и судорожно сжимается сердце, и я совершенно не знаю, куда идти, потому что дорога простирается и направо без конца, и налево. Ни таверны не видать, ни шума от неё не слышно. Оставаться на месте — нельзя. Если я легко вошла на тропу, то драконам это сделать ещё проще. И всё, что у меня есть, — время, отпущенное мне гордыней, к сожалению не моей, а потому я понятия не имею, сколько этого самого времени у меня есть в принципе.

Поднялась, придерживаясь за растущее вблизи тропы деревце и чувствуя, как дрожат ноги и от накатившей слабости перед глазами взрываются светящие точки. Нужно было решать, и решать быстро, в какую сторону ИДТИ. И нужно было ПОМНИТЬ, что сходить с тайных троп нельзя — пока ты на ней, ты под защитой магии храма и видишь путь, а сойдёшь — и едва ли сможешь ступить обратно, это не капище, здесь отыскать саму тропу возможности не будет.

Ноги дрожали всё сильнее отчего-то.

Сконцентрировалась на этом ощущении и вдруг осознала — это не ноги. Дрожат вовсе не ноги. В смысле, они тоже, но не так!

С ужасом посмотрела на дорогу и поняла, что на ней подпрыгивают и подрагивают опавшие листья, обломанные и уже сухие веточки, весь тот мусор и сор, что извечно присутствует на любой лесной дороге. А после на весь лес прозвучало жуткое, оглушительное рычание, и из-за поворота выехала… армия дета-королевства. Впереди на огромном вилорогом коне ехал высокий сереброволосый эльф в золотом шлёме, доспехах лунного цвета и роскошном алом плаще, за ним следовали лучники на кошкоподобных эгранах, что двигались мягко и плавно, после показались огромные, с широченной пастью мускулистые хгроры, очень напоминавшие приземистых бойцовых псов и несущие на своих спинах не менее бойцовых меченосцев. И они все выезжали и выезжали из-за поворота, и их было множество и это было совершенно жуткое, масштабное и вгоняющее в ступор, подавляющее зрелище. Но вся мощь армии дета-королевства меркла в сравнении с этим высоким сереброволосым эльфом в золотом шлёме, потому что одной рукой он держал поводья своего вилорогого скакуна, а во второй… прутик с раздвоенным концом. Самый обычный, судя по всему, ивовый прутик, с которого он практически не сводил глаз.

И я тоже.

Потому что появление на тайной тропе целой армии — это было невозможно.

И прутик в руках закованного в железо эльфа — тоже невозможно.

А самым невозможным были улыбки.

На лицах у всех эльфов.

Вымученные, напряжённые, фальшивые насквозь, выглядящие жуткими оскалами — но улыбки. У всех. В смысле, предположительно у всех, потому что у части дета-королевского воинства лица были закрыты шлёмами, причём на всё лицо, а не на половину, как у большинства. И это тоже вызывало оторопь… улыбки, в смысле.

И я так и простояла, продолжая держаться за деревце и в ужасе глядя на приближающуюся армию.

Ровно до того момента, как, собственно, армия и приблизилась.

Приблизилась настолько, что морда вилорогого, излишне мускулистого коня едва не ткнулась в моё лицо. Но я всё равно стояла на месте, потрясённо глядя на нос этой выведенной эльфами животины. Стояла не двигаясь, пока сверху не раздалось подчёркнуто доброжелательное:

— Дитя, отойди с дороги, будь так любезна, не провоцируй во мне желание посмотреть, насколько милые и красивые у тебя кишочки и как забавно будет трепыхаться твоё милое сердечко на кончике моего кинжала.

Смысл сказанного был настолько отличен от тона, которым эльф все это произнёс, что до меня даже значение слов дошло не сразу. Но дошло! И я, испуганная, чуть было не дернулась прочь с тропы, лишь каким-то чудом вспомнив, что эта самая тропа и является моей единственной защитой. А потому отшатнулась не к обочине, а просто подальше, но по той же тропе.

— Хорошая девочка, и, кажется, даже птенец, — певуче произнёс эльф.

Для них наш язык был слишком грубым, но никто не говорил на всеобщем так, как эльфы — когда каждый звук льётся, журчит серебристым ручейком. И можно было бы даже заслушаться, если бы не одно «но» — эльфы очень, очень, очень любили убивать людей. Делали это искусно, мучительные пытки могли тянуться бесконечно. Злые дети иной раз без зазрения совести режут дождевых червей и с искренним интересом наблюдают за их мучениями. Злые эльфы предпочитали резать людей, но точно с таким же искренним интересом.