Сильвия Мерседес - Королева яда

Крики наполнили ее уши, и ее теневое восприятие взорвалось от духов и магии. Она посмотрела на дорогу. Красный капюшон мелькнул среди конечностей и магии, но она не видела, чей.

Земля под ней двигалась. Скользила. Лозы, будто змеи, ползли с деревьев. Холлис вскочила на ноги и отшатнулась, глаза были огромными. Но лозы не трогали ее. Они ворвались в бой.

Первый захваченный тенью закричал. Потом еще один. И еще.

Больше лоз тянулось из леса, сжимало и хватало, рвало. Монстры кричали и ревели, и теневым зрением Холлис увидела ужас в их душах. Они повернулись и побежали в стороны, их ужас был как ураган, уносящий их ветром. Но они не могли сбежать. Их тощие конечности попадались в петли лоз, их поднимали, ломали и вырывали, пока их уносило за деревья. Крики сотрясали воздух, духи жестоко вылетали в воздух.

За мгновения все закончилось. Дикая какофония вдруг утихла, словно закрыли дверь.

Холлис, стараясь не наступать на лозы, пока они отступали, вышла из леса. Она обрадовалась, ощутив твердый облидит под ногами, так сильно, что слезы выступили на глазах. Она потрясенно смотрела на красные капюшоны и маски, не тронутые Ведьминым лесом.

Фендрель стоял над Айлет, защищая, а она лежала у его ног, тяжело дышала, но живая. Кефан стоял справа от Фендреля, его Дикая тень скалилась. Другие — венатор и венатрикс — стояли по бокам от них.

— Холлис! — закричал Фендрель. Он посмотрел на нее, и на миг она увидела не доминуса ду Глейва, героя войны. Она увидела Фендреля. Юношу, каким он когда-то был. Она видела его, озаренного только светом лампы, глядящего на нее так, словно она была ангелом, прибывшим погубить его. Ее сердце сжалось от странной боли.

Но он тут же помрачнел.

— Холлис, что ты… — он не закончил.

Толстые лозы вылетели из-за деревьев — около двадцати сразу — черные и извивающиеся. Они оттолкнули охотников, даже Фендреля.

Холлис бросилась вперед.

— Айлет! Нет!

Она ничего не могла сделать. Ведьмин лес обвил девушку жуткими пальцами и утянул в сумрак так быстро, что Айлет не успела даже закричать.

Время шло, но это почти не имело значения для меня. Года становились десятками вес, а те — веками. Дулимуриан рос и процветал, и когда я протягивала руку, сила тянулась на тысячи миль в любую сторону. Эвандерианцы давно бросили Перриньон, мой народ ходил, любил и жил в безопасности.

Мое сердце было занято моей дочерью. Олеся выросла милой и сильной. Она нашла себе любовника — мужчину с врожденной тенью, мужчину с редкой магией. И однажды ночью в самый темный час перед рассветом она родила мою внучку.

— Я назвала ее Олена, мама, — сказала она, дав мне подержать малышку. — Чтобы ты помнила, что сделала, и понимала, что еще можешь сделать.

Я посмотрела в глаза девочки — черные, как ночь, глаза, большие, как у совы, и невинные, сияющие светом тени. Но я не видела ее.

Я видела другого ребенка. Другие темные глаза. Другую Олену.

И вокруг нее горел убивающий огонь Эвандера.

— Клянусь, — прошептала я, глядя в те глаза, глядя в то давнее воспоминание. — Я клянусь тебе, я не дам Дулимуриану пасть.

Врата Уходящего солнца когда-то стояли на этом месте. Инрен помнила эту огромную арку, вырезанное из черного облидита солнце — один из самых красивых входов в Дулимуриан. Врата пропали. И большая стена, которая раньше окружала город, словно любящие объятия, тоже отсутствовала.

Другая стена стояла на ее месте, стена лоз в шесть метров высотой. Инрен не знала, какой была толщина стены. Лозы сплелись так плотно, что, казалось, душили друг друга, пульсируя в медленном ритме.

Одиль казалась маленькой, стоя перед этим ужасом.

Инрен ждала в стороне от стены и королевы. Она надеялась увидеть, как ее богиня собирает обливис из воздуха, как делала с Великим барьером. Она надеялась увидеть, как она сделает из него плотную массу и пронзит как копьями живую стену, разрывая лозы и расчищая путь.

Но Одиль просто стояла там. Ее глаза были закрытыми, и Инрен теневым зрением видела, как темный дух в ней тянулся к стене, вонзился в землю. Искал слабости.

Одиль вдруг открыла глаза и повернулась к Инрен.

— У тебя есть якорь? — спросила она.

Инрен нащупала в кармане три камушка, которые еще несла. Они перекатывались между пальцев, утешая. Она кивнула.

— Оставь тут один, — сказала Одиль. — Эта стена не может быть толще мили. Ты можешь перенести нас на другую сторону.