Тереза Тур - Она написала любовь

— Хорошо. Мне нужно, чтобы вы стали регентом при малолетнем Франце.

— Что? — выдохнул барон.

— А что вас так удивляет, дорогой друг? Подумайте сами, мог бы я найти кандидатуру лучше? Вы не предадите. Сделаете все, что в ваших силах. И даже больше. Ни королева, ни Совет с подобной задачей просто не справятся.

— Погодите, ваше величество. Я не понимаю!

— Вы обещали!

— Да. Но…

— Эрик. Дело в том, что я умираю.

— Диагноз? — канцлер побледнел.

— Меня отравили. Доктор удивляется, почему я не умер на месте, а…

Но Эрик фон Гиндельберг уже не слушал. Артефактор бросился к его величеству:

— Где?! Вы сняли?! Где он?

— Что именно? — опешил от такого напора его величество.

— Кулон! Кулон, который я дал вам, уходя в отставку? Вы обещали мне, что…

— Что не сниму. Да вот. Вот же он! В чем дело?

Король расстегнул ворот. Достал цепочку, на которой висел небольшой и, в общем-то, неприметный кулон — прямоугольник чуть голубоватого, холодного металла с ярко-голубым кристаллом в верхнем правом углу. Слеза моря.

Со вздохом облегчения Эрик опустился в кресло и залпом допил кофе из чашки самого короля — еще одно немыслимое нарушение придворного этикета за сегодняшнее утро…

— Гоните в шею и придворного артефактора, и доктора, и начальника охраны, кстати! — зло и весело прохрипел канцлер. — И… прикажите подать что-нибудь… покрепче — будем праздновать!

— Что именно?!

— Наши с вами неудавшиеся смерти, конечно! — негромкий смех канцлера. — Я думал, вы хотите меня отравить. Но у вас и в мыслях не было. Меня вызвали с тем, чтобы вернуть на службу. Вы думали, что травлены. Но это невозможно! Уходя в отставку, я дал вам очень сильный артефакт. От всех существующих ядов.

— Вот… этот? — Бледный король сжал в ладони кулон.

— Именно… Есть что отметить, ваше величество!

Снег. Он вдруг пошел такими огромными хлопьями — ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Прижимая папку с рукописью к себе, Агата шла вперед, и в голове было удивительно пусто. Иногда из снежной завесы выныривали ссутуленные люди, придерживая цилиндры и отряхиваясь на ходу.

Это, наверное, продолжалось бы вечно, но впереди показалась Башня Благих. Высокая, белая, украшенная венками к празднику, она заставила наконец остановиться.

В памяти тут же всплыли детские книжки с картинками: замки, принцессы… Мама всегда говорила, что человек тогда становится взрослым, когда перестает верить в чудеса. «Будешь верить до старости — не постареешь никогда!» Мама… Она так любила этот праздник. Мама. Мамочка, что мне делать?

— О! Ооооо… Ой, ой, ой… Милая барышня, я… Ой-ой-ой!!!!

Агата даже не успела сообразить, что произошло. Мгновение — и она смотрит в небо. Начинаются сумерки. Вокруг Башни, на площади, стали зажигать фонари — красиво… Ах, как красиво! Снег наконец-то стал немного реже. Он падал медленно и величественно, а листы ее рукописи… Что? Не может быть… Как же так? Ее роман!

Она вскрикнула. Невысокий толстенький господин, что поскользнулся и сбил Агату с ног, от неожиданности закричал тоже, и они вместе, не сговариваясь, стали ползать на коленях, собирая листы разлетевшейся во все стороны рукописи.

Наконец они собрали, кажется, все.

— Простите! Ради скорого праздника, простите меня! Госпожа…

— Агата Энтин.

— Агата! Какое красивое имя! Простите меня, но тут очень скользко! Конечно, всему виною вино… Но как не пропустить стаканчик? Я знаю, плохо… Очень, очень плохо! Всеблагие Вестники хмурятся на небесах! Вы знаете, мы — ракви. Мы не пьем. И я не пью! Я просто… просто… боюсь идти домой, понимаете?

Маленький, полный человечек с лысиной и торчащими во все стороны серебристыми волосами посмотрел на нее так печально, что она и думать забыла о недавнем падении. Захотелось помочь. Поддержать.

— А что случилось?

— Катастрофа! Райа не выдержит, понимаете? Моя жена. Моя Райа! Дороже нее у меня никого нет! Она не переживет… Понимаете? У нее нервы!

— Что именно произошло, господин…

— О! Я сбил даму с ног и даже не представился? Как невежливо… Всеблагие… Я Адам. Адам Шруттель. К вашим услугам, вот… Подождите… Вот!

И он протянул ей карточку. Агата сделала несколько шагов в сторону, чтобы свет от фонаря был ближе. Надо же, как стемнело… Уже, наверное, поздно. Сколько часов она бродила по городу?

Вдруг почувствовала, что хочет есть. Болят ноги. А еще… холодно. Как же холодно. Руки дрожали от холода и усталости, свет наконец-то упал на маленький квадратик плотной, глянцевой бумаги с изображением семи звезд в правом верхнем углу: «Адам Шруттель. Владелец частного издательства „Семь Вестников“».