Алексей Шепелёв - За гранью

Она удивленно обернулась. Адмирал стоял в дверях кухни, какой-то непривычный, предельно серьезный. И еще лицо, оно было у Ирмантаса непривычно одутловатым и посиневшим, такие лица она запомнила по больнице, добрая половина пациентов ревматического отделения страдала сердечной недостаточностью из-за тяжелого ревмокардита.

— Ирмантас, ты плохо выглядишь. Давай я вызову тебе неотложку.

— Не нужно, не отрывай понапрасну занятых людей.

— Но ты действительно плохо выглядишь…

— Я просто устал, только что с поезда. Ты же знаешь, в моем возрасте человек уже достаточно опытен, чтобы самому понять, когда ему требуется врач, а когда — нет. Так вот сейчас мне требуется не врач, а диван, чтобы хорошенько отдохнуть. Но сначала я хотел обсудить с тобой одно важное дело.

— Настолько важное, что прямо с поезда нужно было идти ко мне, а не домой? — она присела на скрипнувшую табуретку. В то, что Ирмантасу не нужен был врач, верилось слабо, но сосед зачастую бывал чрезвычайно упрям, к тому же, взрослый человек действительно имеет право самостоятельно решать, когда ему обращаться к врачу.

— Настолько, — он присел рядом, она обратила внимание, что левую руку он почему-то держит за спиной. Мысленно усмехнулась: вот и довелось побывать в шкуре старушки-процентщицы, сейчас окажется, что в руке — топор… Конечно, это было невозможно, но сама внешняя схожесть ситуации выглядела забавной.

— Надеюсь, это не политика?

— Нет, — Ирмантас улыбнулся и на мгновение в его глазах мелькнули прежние веселые искорки. Мигнули — и тут же погасли. — Политики тут и близко нет. Семейное дело.

— Семейное? — изумилась Элеонора.

Она знала, что жена Ирмантаса умерла довольно давно, еще в начале шестидесятых, второй раз он жениться не стал. От брака остались двое детей, сын и дочь, жившие где-то в Вильнюсе и довольно часто его навещавшие. Со стороны его отношения с детьми выглядели чуть ли не идеальными.

— Да, именно семейное. В моем возрасте следует подумать и о разделе наследства. Завещание я написал уже давно, но есть пара вещей, о которых я не хотел упоминать в бумагах. Ты можешь их передать тому наследнику, которому я скажу?

Элеонора на мгновение задумалась. На старости лет влезать в чужие семейные тяжбы совсем не хотелось, за свою долгую жизнь она не раз и не два видела, как близкие родственники при разделе наследства становятся злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь.

— А о чем именно речь?

— Вот.

В левой руке адмирала оказался офицерский кортик в парадных ножнах. Ирмантас положил его перед собой на стол, затем снял с левой руки свой старинный перстень и положил его рядом с кортиком.

— Вот это прошу передать моему внуку Балису. И еще…

Из внутреннего кармана пиджака адмирал достал толстый заклеенный конверт, так же положил его на стол.

— Здесь — мое письмо к нему. Пусть откроет только после моей смерти.

— Ирмантас, думаю, что вопросов о кортике не будет. Но твой перстень — вещь очень дорогая.

Уж ей ли, искусствоведу, было не знать, какую сумму стоил этот перстень…

— Я понимаю… Ты думаешь, что может вспыхнуть скандал?

— Будешь убеждать, что скандала ни за что не возникнет? — улыбка у старушки получилась мудрой и лукавой одновременно. Элеонора не старалась специально добиться такого эффекта — это получилось само по себе. И снова у адмирала в глазах вспыхнула веселая хитринка. И снова — сразу пропала.

— Не буду. Очень хочется верить, что не будет, но в жизни бывает всякое. Поэтому, предлагаю поступить так: если Балис не заглянет к тебе в первые дни — на девять дней, ты передашь перстень любому члену семьи. Думаю, в конечном итоге он все равно попадет к внуку, я говорил своим, что перстень должен достаться ему.

— Хорошо, Ирмантас, если так, то я согласна: если твой внук обратиться ко мне первым, то я отдам перстень ему.

— Отлично. Только вот еще что… Ты же его не знаешь?

Она на мгновение задумалась.

— Пару раз ты показывал фотографии. Он у тебя офицер, на Черном море служит, верно?

— Верно, — улыбнулся отставной контр-адмирал, — в меня пошел мальчишка… Капитан морской пехоты.

Он помолчал немного и добавил.

— Но ты все-таки спроси его, какое прозвище у него было в детстве, ладно?

— Хорошо, спрошу, — эта просьба ее озадачила. — А зачем?

— Да просто так… Не забудешь?

— Ирмантас, у меня ревматизм, а не склероз.

— Молчу, молчу… — он шутливо поднял руки вверх. — Ладно, не придавай этому разговору слишком большого значения, вообще-то я не собираюсь умирать. Просто, проявляю предусмотрительность…