Юрий Байков - Инквизитор [СИ]

— Зачем ты это?

— А что мне остается делать? — Девушка лежала у него на груди и отвечала, так и не поднимая голову. Лишь медленно гладила его тело рукой и изредка целовала грудь и живот. — В деревне парням до девок дела нету. Только как куклы какие-то работают с утра до ночи, чтобы зерно и ткани продать, да благодать купить. Потом напьются ее и ходят неделю как юродивые, улыбаются только. А мне что делать? А сестре? И другим девкам, кто дрянь эту пить отказывается? Я молодая, здоровая баба. Я замуж хочу, я мужика хочу. А тут мне только сгинуть и остается. Потому и хочу я вырваться отсюда. Мочи больше нету тут жить. Я на все готова, лишь бы вырваться. На все, понимаешь?

— Что еще за благодать?

Девушка подняла голову и удивленно посмотрела ему в глаза.

— Ты не знаешь?

— Нет.

— Это новая гадость какая-то. Ее в городах продавать стали. Так наши все теперь за ней туда ездят. Все продают. Она людей счастливыми просто так делает. Колдовство там какое-то! Выпьет ее человек и счастлив потом неделю. Ходит, как кукла и улыбается. И ничего ему не надобно больше. Потом пройдет это и опять работает, работает. Лишь бы поскорее на новую склянку благодати денег найти. И все по новой. Отец не сказал, но у нас еще один брат есть. Старший. Рдышко. Так он тоже все эту гадость пьет. В город переехал, в кузне работает. Отца и мать совсем забыл, ни разу не навестил. Только работает и все деньги на благодать тратит.

— Непостижимы пути, твои, Господи. — Пробормотал наемник. Он, вдруг, проникся жалостью к этой девушке, чьего имени до сих пор не знал. Непроизвольно рука его потянулась к ее волосам, и он нежно, как ребенка погладил ее успокаивая. — А что твои родители?

— А что они? Мы с сестрами умоляли их переехать, а они все одно твердят, где родился, там сгодился.

— Глупость какая.

— Глупость! — Подтвердила она. — Возьми меня с собой, Лодин.

— Зовут-то тебя как?

— Илма.

— Вот, что, Илма. Взять я тебя с собой все равно не могу. Но есть у меня в Ларетте друг. Он поможет тебе устроиться. Погоди, я ему письмо напишу.

Наемник потянулся к своему лежащему неподалеку седлу с седельной сумкой. Не смог дотянуться. Тогда Илма, наконец, слезла с него, легла рядом. Лодин протянул сумку, достал маленькую лампадку, огниво, разжег огонь. Тусклый, но достаточный для того, чтобы разглядеть буквы. После этого он выудил из сумки лист бумаги, маленькую походную чернильницу и перо. Написал, лежа на боку, несколько строк, запечатал. Все это время Илма обнимала его сзади, закинув на него ногу, гладила руками по всему телу, целовала шею, плечи, спину. Лодин повернулся и протянул девушке письмо и десять серебряных монет.

— Это тебе на дорогу и первое время. А письмо отдай стражнику по имени Итер. Это мой друг. Он тебе поможет. Работу подыщет, жилье. Потом устроишься, глядишь, семью перевезешь.

— Спасибо. — Девушка с благодарностью приняла письмо и деньги. — Но как я тебя отблагодарю?

— Никак. Мне тоже помогали добрые люди. Я тебе. Ты еще кому-нибудь. Иди сюда.

Лодин привлек Илму к себе и нежно поцеловал. Потом перевернул ее на спину и принялся страстно целовать и ласкать ее тело. Девушка сдавленно застонала и подалась вперед, обнимая руками его голову. На этот раз он любил ее долго и очень нежно. Даже заботливо. Она отвечала тем же. А когда Илма ушла, сердце Лодина сдавила страшная тоска. Ему вдруг безумно захотелось иметь свою семью. Жену, много детишек. Чтобы было о ком заботиться и, чтобы заботились о нем. Ему захотелось полюбить всем сердцем. Полюбить и отдаться этому чувству. Чтобы все было не так, как всегда, и как в эту ночь в частности. Несколько часов страсти и искренности, и все. Больше они никогда не увидятся. А, если и увидятся, то просто повторится то же самое. А он хочет настоящей любви. Чистой, светлой, искренней. Нет, искренность была и с Илмой. Но она ушла. Пора уезжать и ему. Все это очень терзало его душу.

Заставив себя отбросить скорбные мысли, Лодин встал, оделся, поднял седла, направился к конюшням. Оседлав лошадей и проверив подпругу, он вышел во двор высыпал на стол, за которым ужинал пять медяков за еду и ночлег, потом вернулся в конюшню, вскочил в седло и поскакал прочь. Выезжая со двора, он бросил взгляд на окна и заметил, что его провожает взглядом Илма. Девушка, с которой ему было хорошо. Девушка, которой не нужна была его любовь.

Бандай с Цыко успели прибыть в рыбацкую деревню еще до темна. Долго плутать им не пришлось, купец отлично знал эти места, и они выехали аккурат к нужной хижине. Только они приблизились, на дороге появился огромный детина, поперек себя шире, ручища что два толстых бревна, черная борода всклокочена, глаза налиты кровью. В руках детина держал здоровенное весло, которое Цыко, наверное, бы и поднять-то не смог. Алхимик нервно потянулся за поводьями, намереваясь развернуть повозку и убраться отсюда от греха подальше, но купец остановил лошадей, ловко спрыгнул с телеги и, широко расставив руки бросился на здоровяка. Тот напрягся, потом узнал Бандая, отбросил в сторону весло и с радостным воплем кинулся купцу на встречу. Они сшиблись как два боевых слона из южных стран Фленшира. Цыко подумал вначале, что они пытаются друг друга убить, но после понял, что так они обнимаются, колотя один другого по спине и плечам. Когда этот ужасающий с непривычки ритуал был завершен, Бандай повернулся к нему и представил друга.