Алексей Шепелёв - Грани судьбы

Балис глухо застонал.

— Ты что? — обеспокоено шевельнулся дед.

— Каким я был дураком…

Как же можно было не сопоставить эти красные рожи с той, что он увидел за ветровым стеклом «Москвича» за мгновение до того, как машина сбила Кристину и Риту? Сейчас не было никаких сомнений в том, что они похожи, очень похожи. Но раньше-то почему он об этом не подумал?

— Ты что-то вспомнил?

— Да я эту красную рожу до смерти не забуду…

— Значит — точно они. "Красная рожа" — это у них, можно сказать, символ "национальной принадлежности". Быстро же они на тебя вышли. Я-то надеялся — не догадаются, кто стал наследником.

— Так это они из-за перстня и кортика?

— Ещё из-за архива. На Головинском я спрятал малый архив. Добраться до него они не смогут, но знать про него знают. Логовище у них там.

— И в это логовище ты меня послал? — изумился внук.

— Днём они для тебя безопасны были бы безопасны. В смысле магии и всего такого прочего.

— А не такого прочего?

Адмирал тяжело вздохнул.

— Недооценил я этих тварей. Времени у меня практически не было, да соображал я после смерти плоховато, но получается, что я виноват в том, что погибли Рита и Криста.

— Дед, ты себя послушай, какую чушь ты несешь, — искренне возмутился Балис. — "Соображал после смерти плоховато".

Старик вяло махнул рукой.

— Да нет, я всё правильно говорю. Мы ж другие люди, необычные. В таких ситуациях мы просто так не умираем.

— Погоди…

Морпех утёр рукой лоб. Мысли путались, сбивались в какой-то бесформенный клубок и он не понимал, что происходит.

— Другие люди… Так люди мы, или нет?

— А это кто как смотрит. В старину многие говорили, дескать мы — дары, высшие существа, а люди, по-нашему асхары — так, пыль придорожная. А другие считали, что и дары и асхары — всё равно люди, только разные. Никто не лучше и не хуже, не выше и не ниже. Просто — разные. Вот так то. А уж с кем соглашаться — каждый сам решает.

— А у людей спрашивали?

— Приходилось. Мне вот Рита не раз говорила, что ты — очень хороший человек. Стас Фёдоров о тебе хорошо отзывался. Осипко хвалил, я с ним уже после твоего выпуска разговаривал.

— Да я не про себя, — перебил возмущенный Балис.

— Ах, в мировом масштабе? А кто такие люди, чтобы решать за нас, кто мы такие? Конституцию Американской Конфедерации читал?

— Да ты что, дед? Разве в СССР такое публиковали?

— Ещё как публиковали. Хрестоматия по истории, кажется, даже не для ВУЗов, а для школьников. Ты же вроде брал у меня её читать.

— Может и брал. Не помню. А к чему ты это?

— Да вот преамбула там хороша была: "Мы строим нашу страну на той великой истине, что чёрный человек не равен белому человеку". И вот таким экспертам ты доверишь решать свою судьбу?

— Я ж нормальных людей имел ввиду, — обиженно произнёс Гаяускас-младший, но деда это не успокоило.

— А с чего ты взял, что Конституцию Конфедерации писали ненормальные? Руку, конечно, большинству из этих джентльменов я бы не подал, но вот с психикой у них всё в порядке было, это уж точно. Как всегда, обманываешь ты себя Балис. Ты ведь с Мироном говорил на эту тему. Нормальнее мужика найти трудно. Он же тебе всё по полочкам разложил, а ты всё дёргаешься. Наромарт тебе всё объяснил — а ты не веришь. Ну, спроси хоть у мальчишек. Но только давай уж заканчивай метаться. Уже не солидно даже, честное слово. Риту расстроишь.

— Что?

Балис дёрнулся, словно его ударило током.

— Что ты сказал?

— Сказал, что Рите твои метания не понравятся, — как ни в чём ни бывало произнёс дед. — А ты что же считаешь, она от них в восторг придёт?

Морпех вытер вспотевший лоб. Голова кружилась, мысли разбегались в разные стороны.

— Так она…

— У нас, на Высоком Небе. Вы хоть перед Господом и не венчаны, а всё-таки муж и жена. И Кристинка там же, с нею. Ждут тебя.

— Они… такие же…

— Хочешь спросить, как живые? Не совсем. Смерть есть смерть, даже для даров. После неё всё по-другому. Но говорить об этом бессмысленно, видеть надо. Четыре дня вытерпишь?

— Почему четыре дня? — недоумённо переспросил Балис.

— Я ж тебе русским языком говорю: сначала ты должен передать кортик, перстень и архив новому Хранителю. А потом — сразу к нам. Четыре дня тебе должно на всё хватить. А может, и быстрее управишься.

Гаяускас-младший тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— С ума сойти можно.

— Можно, — согласился адмирал. — Но лучше этого не делать. От этого лечить долго. И противно.

— А что, приходилось?