Потом он стал разоблачаться дальше. Стащил шапочку и несколько мгновений с удивлением на нее пялился. Снял противно шуршащий халат, под которым оказался мужской вариант шелковой рубашки, чуть покороче варианта женского, выглядевшей на Юмиле особо нелепо. А под рубашкой обнаружились подштанники, к счастью, не шелковые, а то бы Лиин точно не выдержала и испортила всю брачную ночь громким хохотом.
Избавившись от лишней одежды мужчина, жаждущий любви и единения, как говорила по пути в эту комнату матрона, шагнул к постели.
Лиин не выдержала и опять хихикнула, а потом вовсе натянула на голову простыню и томно произнесла:
— Я пока не готова.
— А? — растерянно отозвался Змей.
Лиин выглянула из-под простыни, полюбовалась его лицом и повторила:
— Не готова я пока. Невинные девы так быстро готовиться не могут. Они как эти, подстреленные над болотами дикие утки, долго варятся, и лучше из них делать бульон.
Змей захлопал глазами, как та самая невинная дева, потом нахмурился и осторожно спросил:
— Ты что-то пила?
— Нет, — честно ответила Лиин.
— Какие тогда невинные девы?
— Вы на что намекаете? — почти искренне возмутилась Лиин, а потом расхохоталась.
Да, Мелана была определенно права. Сказать, что не готова, и посмотреть на выражение лица мужа стоило. Мелана вообще мудрая женщина.
Змей тем временем вздохнул, переступил с ноги на ногу, а потом храбро лег на кровать и сграбастал смеющуюся жену в объятья, вместе с тремя слоями ее укрытия. И держал, пока она не перестала смеяться, а потом еще и заявил:
— Прекрасная элана чудит.
— Прекрасной никто не рассказывал, как следует вести себя в первую брачную ночь, — пожаловалась девушка.
— Ничего, я эту тайну знаю, сейчас объясню, — пообещал коварный Змей и, вместо того чтобы действительно что-то объяснить, стал целовать.
Утро в столице началось с того, что на крышу Венчального храма залезла очередная полоумная предсказательница и стала оттуда вещать страшным голосом, что скоро грядет кошмарный ужас. Вещала она, усиливая голос с помощью амулета, так что слышно ее было далеко. Говорила вполне себе убедительно и в качестве главного аргумента приводила то, что почти все императорские невесты стали женами. А это определенно не к добру, никогда ведь такого не было.
И словно для того, чтобы доказать свою правоту, эта пророчица обо что-то споткнулась, замахала руками и свалилась на землю, свернув себе шею.
Испуганные люди всей толпой пошли к императорскому дворцу, то ли желая проредить ряды столь опасных для будущего красавиц, то ли для того, чтобы услышать, что мертвая предсказательница ошиблась. Стража выяснять не стала. Просто закрыла ворота и попыталась привести горожан в чувство с помощью холодной воды. Частично оно даже помогло, но большинство людей остались у ворот. Они там пели песни, потом откуда-то взялось вино, и чуть не начавшийся бунт превратился в народное гулянье.
Для императрицы утро началось с головной боли и мрачной служанки, стоявшей у постели с кувшином воды.
— Марьята велела передать, — заявила девушка, аккуратно поставив кувшин на столик. — И сказала напомнить вам про капли.
Кадия осторожно кивнула. Боль в голове плеснулась со стороны в сторону, словно и сама была водой. Впрочем, эта боль была привычна и всегда появлялась после вина замешанного на злости. Вино без злости так не влияло, не настолько много она его пила. А вот стоило на кого-то по настоящему обозлиться... Лучшая из элана даже давала себе зарок, что будет сдержанной и рассудительно, но почему-то, когда дело так или иначе касалось синеглазой волчицы, вся рассудительность куда- то испарялась. Кадия даже знала почему.
На самом деле это была просто зависть и немного ревности. Зависть к тому, что эту женщину так и не ставшую ничьей женой, родившей бастарда и не умеющей или не желавшей подчеркивать свою красоту и женственность, окружающие уважают. И любят. И восхищаются ею. И императору нужны ее советы. А сын уважает и слушает то, что она говорит, даже став взрослым, в то время как принц перестал обращать внимание на мать еще в совсем сопливом возрасте.
И ладно бы эта синеглазая гадина действительно была любовницей императора, как о ней говорили. Тогда все было бы понятно и можно было бы говорить, что всему виной поддержка любовника. Но на самом деле этого не было. И ревность появлялась на пустом месте. И это было самое обидное.
Оказалось, что даже став императрицей, можно так и остаться четвертой и никому особо не нужной.
Читать дальше