Вальтер Моэрс - Румо, или Чудеса в темноте

То и дело компания из восьми циклопов наведывалась в пещеру поглядеть на Румо. Это были главари, самые сильные и кровожадные на острове. Румо и прежде наблюдал этих восьмерых: они явно пользовались почетом у других одноглазых. Выбирали самые лакомые кусочки, откармливали дичь в клетках, к которым никто, кроме них, не смел подойти. В последнее время компания повадилась в пещеру по нескольку раз на дню. Циклопы бросали в клетку живую рыбу, и Румо набрасывался на нее без всякого отвращения, даже с жадностью. Главари только ухмылялись. Подумать только: дикий пес трескает рыбу заживо, как и они сами. Циклопы говорили о чем-то на своем гортанном наречии, приходя в сильное возбуждение: голоса их дрожали от нетерпения, из пастей капала слюна. Одноглазые били друг друга в грудь, поднимая ужасный грохот. Румо не знал, что циклопы так предвкушают удовольствие.

Большую часть жизни на Чертовых скалах циклопы валяли дурака: колотили по скалам примитивными каменными топорами, грелись на солнце, таращились на море или на облака, принимая их за летучие горы, куда они попадут после смерти. Все остальное время они спали и ели.

Правительства в его обычном понимании на острове не было — на это одноглазым не хватало ума. Циклопы застряли на уровне развития пещерного человека, который только что научился добывать огонь, но пока не понял, зачем ему это нужно. Все, что имелось на острове — инструменты, клетки, цепи и дубины, — циклопы награбили. Понять, как работает замок с ключом, украденный во время набега, — вот самое большее, на что оказались способны одноглазые чудовища. Солнце циклопы считали глазом великана, держащего корыто с водой, в котором плавают Чертовы скалы и еще несколько островов, — вот и все их представление о мире.

Общественная жизнь на скалах ограничивалась тем, что два циклопа могли не поделить место на солнышке или добычу в кладовой. Тут уж разговор короткий. Драку двух циклопов приятным зрелищем не назовешь. Одноглазые не имели понятия о тактике, все решала сила и жестокость, а также выдержка и способность сносить удары дольше противника. Чудовища колотили друг друга, даже не пытаясь увернуться или спрятаться. Били кулаками друг другу по морде, пока один не падал замертво. Во время драки циклопы держались на ногах до последнего вздоха. Постепенно восемь циклопов — те, у кого зубы покрепче, а удар сильнее, чем у остальных, — пробились в верхи и стали правителями острова. Но вся их деятельность состояла в том, чтобы прогонять сородичей с уютного местечка на солнце или выхватывать у них из-под носа лакомые куски. Во время вылазок на сушу главари руководили шайкой и забирали львиную долю добычи. Более четких представлений о власти у циклопов не было.

Смейк затаился на дне черной ямы, выделяя гнойный фермент. Барабанный бой с каждым днем нарастал и ощущался в виде ритмичных вибраций даже под водой. По расчетам Смейка, вскоре предстояло безумное пиршество. За последние несколько месяцев припасы в пещере истощились, и циклопы становились все менее привередливы. Каждая капля вонючей слизи увеличивала шансы Смейка на выживание.

Но главная трудность была не в этом. Смейк очень много времени провел на Чертовых скалах, и страх — страх выйти из черной ямы — все нарастал и почти его парализовал. Чтобы изложить Румо свой план, ему придется вылезти из спасительной слизи и подобраться к клетке. От одной мысли об этом Смейку становилось дурно. Страх, будто многопудовые оковы, сковывал его.

Вту же ночь Румо приснился сон. Оказавшись в клетке, Румо стал видеть все более яркие и пугающие сны, в основном про циклопов. Вольпертингеру часто снилось, что одноглазые явились в пещеру все разом и устроили последнюю кровавую бойню, а он то скован цепями, то заперт в клетке, то просто не может пошевелиться и глядит на происходящее, пока циклопы, наконец, не добираются и до него.

Но этот сон — другой. Румо — на свободе, на твердой земле, бредет по полю среди высокой травы, над ним — синее небо. В воздухе над головой реет серебряная нить — та, что он учуял еще на подворье гномов. Румо охватило неясное ощущение, будто предчувствие какой-то радости. Какой — он пока не знал, но догадывался: жизнь готовит ему приятный сюрприз. Сам того не ведая, Румо грезил о любви.

Наутро Румо проснулся от ударов по клетке — привычная побудка. У решетки, глупо тараща глаза, стоял циклоп, в одной лапе — убитый тюлень, в другой — палка. Просунув тюленя между прутьями, циклоп ткнул Румо палкой: проверить рефлексы. Это не был один из главарей, и работу свою он исполнял угрюмо, неохотно, зная, что на такой лакомый кусочек рот лучше не разевать. Румо зарычал, и циклоп отшатнулся. Решив закусить горечь дурного настроения жирной болотной свиньей, он потопал к загону со свиньями. В пещеру, зевнув, ввалился второй циклоп и тоже двинул к загону, очевидно, желая закусить повизгивавшим поросенком. Оба оказались у загона одновременно. Тут остров качнуло, и циклопы, потеряв равновесие, стукнулись друг о друга.