Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев [litres с оптимизированной обложкой]

Политический же эффект не заставил себя ждать: меня обвинили в измене ширландской короне.

Обвинения эти следовали тремя отдельными волнами. Первая нахлынула сразу же, вслед за слухами о том, что я привела под стены Пойнт-Мириам целую армию и угрожала гарнизону форта. Думаю, это подготовило почву для дальнейших слухов: история получилась интересной, восхитительно скандальной, и полностью противоречила повести об Изабелле Кэмхерст, спасительнице Нсебу.

Вторую волну породил спор с сэром Адамом и последовавший за ним домашний арест. У губернатора хватило здравого смысла не разглашать подробности нашего разговора. Все знали одно: я сотворила нечто настолько ужасное, что меня потребовалось посадить под замок, а затем препроводить к оба под конвоем солдат. Когда тот же самый оба потребовал освободить меня, все зашептались о том, что верность моя принадлежит не родине, а ее колониальному союзнику. Никто не мог точно сказать, что же я сделала в его пользу (для этого пришлось подождать третьей волны обвинений), но слухи просто изобиловали разнообразными кляузными измышлениями.

Что до третьей волны, она обрела форму не сразу: Анкумата был слишком искушен в политике, чтоб сообщить сэру Адаму о договоренности с мулинцами раньше необходимого. К тому времени, как это вышло на свет, я была уже дома, в Ширландии. (И это к лучшему, иначе могла бы и не уйти из Байембе живой.) Но со временем и на родине стало известно обо всем – и о наших планах строительства плотины, и о том, что Байембе отказалась от этих планов в пользу какого-то соглашения с мулинцами. Это повредило торговым договорам с Ширландией, что, в свою очередь, породило интерес к Байембе в других державах и в итоге подорвало наше влияние на эту страну. Не сказала бы, что все это повредило Ширландии в плане ущерба для ее народа, однако лишило нас возможных выгод, причем немалых. Для некоторых этого было вполне достаточно, чтобы объявить меня изменницей.

Естественно, с моей стороны все это вышло совершенно неумышленно, но что толку было кричать «Я всего лишь хотела изучать драконов»? Наука неотделима от политики. Как бы мне ни хотелось, чтобы наука оставалась чем-то непорочным, существующим в некоем интеллектуальном мире, не запятнанном человеческими дрязгами, она всегда будет неразрывно связана с миром, в котором мы живем.

(Это ложь, но я оставлю ее как есть. Нет, речь не о связи с жизнью, это как раз правда, а о моем желании, чтоб все было иначе. Будь наука вещью чисто академической, никак не связанной с человеческой жизнью, она была бы одновременно бесполезна и скучна. Но временами мне очень хочется обрезать некоторые нити, связующие науку со всем остальным, чтобы не спотыкаться о них по пути.)

Вследствие всех этих обвинений, а также и других, возникших во время экспедиции (например, сплетен о близости с Томом), и байембийское, и ширландское общество утратило всякий интерес к моим научным открытиям. Пока мы с товарищами приходили в себя после выпавших на нашу долю испытаний – в Нсебу, так как сэр Адам не позволил нам вернуться в Атуйем даже после отмены моего домашнего ареста, – нам то и дело приходилось отвечать на бесконечные вопросы, из коих ни один не имел отношения к естественной истории. Следуя совету Тома, я избегала отвечать на них, насколько это позволяла моя несдержанность и положение допрашивающего. Политические переговоры, как я и предпочитала, прошли при минимуме нашего участия, и вместо этого я занялась приведением в порядок записок о сделанных в Мулине наблюдениях, так как в условиях болот вести дневники должным образом было просто невозможно.

Странное это было время. Если уж ненадолго покинуть Зеленый Ад и выйти в саванну по пути к Великому Порогу оказалось так непривычно, представьте, насколько непривычнее было снова сидеть на стуле, в ширландском доме, спать в кровати, носить юбки! После удушливой влажности болот воздух казался прохладным и сухим, а небо без джунглей вокруг – чудовищно огромным. То, что за последние несколько месяцев вошло в привычку, вновь стало совершенно невообразимым: неужели я вправду ела насекомых?! И напротив: то, что раньше было шокирующим, перестало быть таковым: если все женщины, которых вы встречали за последние полгода, были одеты лишь в набедренные повязки, габборидский обычай оставлять одну грудь обнаженной кажется вполне благопристойным.

И над всем этим довлела уверенность, что в Эриге нам оставаться недолго.