Всеволод Алферов: Мгла над миром. История вторая. Город опавших листьев

В крепости, что они видели на въезде в город, некогда правил владыка этих земель. Но теперь он называет себя Царем Царей, он сидит в столице и о родном наделе вспоминает столько же, сколько базарный меняла о богах. Ханнан помнил обитель чародеев — квадратную башню с белым куполом — но после прихода узурпатора его дом разграбили. Говорили, новый наместник приказал разобрать башню, а из камня сложить святилище Ваху́ру, святому дервишу, замученному магами. Он помнил ремесленные кварталы своего детства, мастерские и лавчонки, но сегодня понял, что не узнает паутину улиц. О чем спросить этого юнца?

— Кто ваш владыка? — наконец поинтересовался маг.

Короткий смешок.

— А у нас нет владыки. Аккурат с тех пор как прошлый стал Царем Царей. Да продлятся его годы и прирастет царство. До ближайшего наместника тащиться пару дней, а мы тут сами…

— Нет? — Ханнан надеялся, что изобразил удивление убедительно. — А что же крепость, пустует? И кто тогда исполняет Правосудие?

— Правосудие… — паренек замялся. — А что, это так важно?

— Лучезарный рассылал посланцев по всему Царству, — поднял брови маг. — Каждый владыка головой отвечает за колдунов своих земель, каждый колдун подчиняется эдикту. Как ты думаешь, важно это или нет?

— Все так, но у нас их нет, колдунов-то.

— Нет? — повторил Ханнан. На сей раз удивление далось ему сложнее.

— Они были… — протянул парень. — Это целая история. Только здесь особо нечем хвастать.

Маг молчал, выжидательно поглядывая на собеседника. Юноша пробежал пятерней по волосам, на простоватом лице мелькнула неуверенность.

— Это было лет пятнадцать назад… — нехотя заговорил он. — Даже больше. Лучезарный как раз надел золотую маску, а о Правосудии еще не слышали… Ну и тут кое-кто решил исполнить правосудие сам.

Он опустил глаза, парню было неловко рассказывать чужаку. Ханнан же вспоминал кровь и крики.

— Я сам не видел, мне рассказывал отец. Говорит, тут был один меняла, — продолжал тем временем юноша. — Колдун. Многим не давал житья. Все знали, что повелитель не жалует колдунов. Как-то вечером собралась толпа… Менялу-то выволокли из лавки, но дальше пошло само… Одни начали громить лавки лекарей, другие вытащили из постели шлюхи базарного гадальщика. Дело докатилось до обители, а ты знаешь, господин, они умеют за себя постоять. Полегло много народу. Но колдунов в городе не осталось.

Парень и сам не заметил, как перешел на уважительное «господин», словно извиняясь за ту историю.

— Ну-ну, надеюсь, меня не прирежут за подозрение в колдовстве, — чародей хохотнул, но получилось натянуто. Оставалось надеяться, что парень ничего не понял.

Теперь юноша явно смутился и жалел, что вообще заговорил о резне.

— Сакар вовсе не…

— Я знаю. Знаю, — Ханнан похлопал его по руке. — Колдуны тоже не без греха. Иначе зачем бы издали эдикт о Правосудии? Или ты их жалеешь?

— Не, что ты! — вскинулся парень. — Они получили, что заслужили.

На миг Ханнану показалось, что он зря вернулся в этот забытый богами и царями город. Гул голосов и гудение мух обратились ревом толпы. Тени тех, кто не пережил ту ночь, встали за его спиной: они знали, чем кончится его поездка, они шептали предупреждения и сулили крах и гибель…

— Да, действительно, — произнес маг в ответ. — То, что заслужили.

Пока пальцы хозяина харчевни мелькали, отчитывая медяки, чародей все присматривался к нему. Не блеснет ли в подслеповатых глазах искра узнавания? Не задержится ли взгляд дольше необходимого? Прежде старик Шам а х всегда находил для Ханнана доброе слово. Но тогда Ханнан был юн и носил шелк и гладкий, струящийся в пальцах атлас — а сейчас перед трактирщиком стоял невысокий сутулый человек в потрепанной одежде.

Не узнал. Чародей не сказал бы даже, рад он или нет… Когда он встречал знакомое лицо, Ханнан чувствовал себя призраком. Но с другой стороны — кто знает, где был старый Шамах в ночь резни? За вечер маг обошел с расспросами полдюжины трактиров и выбрал мало-мальски добротный, но и сюда набилось порядком вооруженных людей. На вкус чародея — даже слишком много.

Ему отвели комнатушку, в которой было тесно, как под лестничной клетью, но на удивление чисто. Дымок душистых трав курился под потолком, отгоняя насекомых. Ханнан долго ворочался и не заметил, когда зной южной ночи обратился ревом пожаров, а поскрипывание старого топчана стало треском бушующего пламени.

Но слышал их почему-то только он. Ханнан снова был там, в пустых и гулких помещениях обители, и шум толпы казался далеким рокотом, похожим на гул прибоя. Никто не обращал на него внимания. Он пытался дозваться до наставника — но взгляд старика блуждал, невидяще скользя по Ханнану. Он хотел схватить наставника за плечи, развернуть к себе, но пальцы чародея — туманная дымка — скользили по ткани, не в силах прикоснуться к живому существу.