— Да, недавно приехал, — кивнул Клод, смачивая новый лист и выбирая самые теплые цвета акварели: гуммигут, сепию и излюбленную желтую охру.
— И как же тебя занесло? — удивился старик. — Тихая гавань из Тремолы так себе. Говорят, Черная лихорадка возвращается — недавно опять нашли труп в Мориламе, а это ох какой дурной знак! Да только мне бояться нечего, моя Вера в прошлую эпидемию ушла, а я, видать, сейчас за ней…
— Давно это было? — участливо спросил художник. Рисовать старика оказалось куда сложнее, чем девушку: паутинка морщинок становилась тем больше, чем больше Клод ее разглядывал.
— Да уж давненько, — закивал он. — Помню, страшное время тогда было. Мы жили на левом берегу — там было хорошее место, только для самых знатных семей. Там было родовое поместье семьи Веры — я ведь сам приехал в Тремолу только из-за нее. Да… Моя семья осталась в Марроне, сколько лет я их не видел? Им не по душе была и Вера, и моя женитьба, мол, не ровня. Но ей было все равно, все равно…
— А дети у вас были? — поинтересовался Клод, выводя орлиный профиль старика на фоне лазурного неба.
— Нет, — он немного покачнулся на стуле и закрыл глаза. — На то была божья воля… На все в этом мире его воля.
— И даже на Черную лихорадку?
Старик широко распахнул глаза и уставился на Клода так пристально, что тому стало не по себе.
— Господь насылает нам испытания, чтобы укрепить веру, — быстро забормотал он. — Это кара! Кара всем безбожникам и еретикам! Только те, кто верует искренне, будут спасены, даже пораженные, — они спасутся в объятиях ангелов!
Клод снова застыл с кисточкой в руках, испытав странное дежавю.
— Я не хотел, — сказал он, но слова были похожи на какой-то слабый лепет. — То есть, да, если вера крепка…
— Вот именно! — старика это будто бы удовлетворило. — Только вера… Вера…
Он снова покачнулся на табурете и едва не упал навзничь, в последний момент спохватившись и открыв глаза.
Клоду было не по себе от его разговоров, поэтому новую тему он развивать не стремился. Едва портрет был закончен, он просто молча отдал рисунок в сухие сморщенные руки старика.
— Ты талантливый парень, — сказал он. — Если смог сюда приехать, то и уехать тоже сможешь. Послушай старика, уходи, пока еще терять нечего.
— Ой, да хватит Вам парнишку-то пугать, — оборвала его грузная женщина, одетая в розовое платье, расшитое бисером, и крепко держащая за руку чумазого парнишку лет шести. — Давайте уже, освобождайте место! — свободной рукой она легонько подталкивала старика, пытаясь усадить на стул свое дитя. — А ты, дорогуша, нарисуй мое солнышко, да красиво чтоб, я тебе деньги плачу! — приказала она Клоду, высыпая монеты в кружку.
Но желание матери на мальчугана не распространилось, потому что усидеть на месте он ну никак не мог: то и дело порываясь убежать к друзьям, плещущимся в фонтане, он постоянно ерзал на стуле, ковырялся в носу и дергал мать за юбку, которая тем временем разглагольствовала:
— Вот послушаешь этих стариков, так хоть помирай завтра — так все плохо! Что за чушь иногда несут! Ну какая может быть Черная лихорадка? Кто это придумал? Я вчера беседовала с моей дорогой Люсьеной, а она, ну Вы не поверите, знает абсолютно все! Так вот, она утверждает, что это просто кто-то наверняка увидел дурной сон и теперь селит панику в горожанах. Да пусть даже и увидели ночью лису, а такой скандал устроили, будто война началась. Тьфу! — она смачно сплюнула на мостовую и вытерла рот кружевным платочком. — Кстати, у Люсьены просто очаровательная новая шляпка с павлиньими перьями — говорят, это сейчас новая мода…
От обилия информации и попыток поймать хоть какую-то позу ребенка, Клод весь взмок. Едва ли успевая закончить лицо, он пропускал половину тирады женщины мимо ушей, и к моменту ее вопроса почти закончил большую часть портрета.
— Ну как там портрет, готов уже?
Клод отрицательно покачал головой, но женщина бесцеремонно зашла ему за спину и оценивающе смерила взглядом портрет.
— Чудно! — выкрикнула она, хлопнув в ладоши. — Мой зайчик вышел почти таким же очаровательным, как и в жизни, — восхищалась она, выхватывая лист с этюдника.
— Он ведь еще не закончен! — попытался возразить Клод.
Но женщина просто отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
— Неважно, мне и так все нравится. Я буду Вас советовать подругам. Идем, Жером! — цепкой рукой она схватила сына, собравшегося было сбежать, и потащила его в сторону цветочных магазинов и портных лавок. Клоду показалось, что грусть в глазах мальчонки ничуть не уступает по глубине печали в глазах недавнего старика.
Читать дальше