Ирина Матлак - Девчонка из Слезных трущоб

Убедившись, что я все поняла, куратор бросил быстрый взгляд на часы, сказал, что вернется около десяти, и ушел, на миг обернувшись в дверях. Судя по выражению лица, он намеревался что-то добавить, но это что-то так и осталось неозвученным.

Когда за Косичкой закрылась дверь, я немного помялась и присела на краешек кровати. Опыт общения с детьми у меня был крайне скудный, если не сказать, что отсутствовал вообще. С младшими братьями Далии я при желании могла найти общий язык, но сидеть с ними ни разу не приходилось.

Льео желания общаться не изъявлял, демонстративно отвернувшись и продолжая пялиться в окно. Некоторое время меня это вполне устраивало, но вскоре молчание стало напрягать.

— За что наказали? — как бы невзначай поинтересовалась я.

До ответа мне не снизошли.

Интересно, все чистокровные ундины такие снобы? Даже мелкий и тот туда же!

Хотя вряд ли Льео заботила моя родословная. Наверное, окажись на моем месте любой другой, он бы тоже удостоился такого приема.

Еще раз осмотрев комнату, я увидела несколько открытых сундуков с игрушками, рядом с которыми на полу выстроился настоящий морской флот. Множество солдатиков, одетых в форму ловцов, стояли плечом к плечу, будто бы готовясь сплетать сеть. На полках книжных шкафов разместились парусники и фрегаты всех мастей, несколько больших ракушек, на одной из которых красовалась какая-то надпись, явно сделанная детской рукой.

Не утерпев, я подошла к шкафу и рассмотрела кораблики внимательнее. К своему стыду, в них я до сих пор разбиралась плохо, но различия были заметны даже невооруженным глазом. Вот этот явно быстроходный, а этот более тяжеловесный, но зато оснащенный мощной артиллерией.

— Это моя коллекция, — неожиданно прозвучало совсем рядом.

Льео шмыгнул носом и, взяв в руки один из миниатюрных кораблей, сказал:

— Самый любимый. Его мне на алые рассветы в позапрошлом году бабушка подарила. Это точная копия «Синего пегаса» — главной гордости флота. Ну, ты же кадет, наверняка о нем слышала. На нем адмирал Рей в море выходит.

Когда Льео заговорил об адмирале, в его голосе прозвучали трепет, восхищение и чуть ли ни преклонение. Похоже, Рей был для него сродни кумиру.

— Я тоже, как совершеннолетия достигну, в корпус поступлю, — важно сообщил мальчишка, водрузив свое сокровище на место. — Стану ловцом, а потом капитаном. А потом… знаешь, что потом?

— Что?

— Контр-адмиралом буду, вот что!

— Что ж сразу не адмиралом? — не могла не полюбопытствовать я.

Льео горестно вздохнул:

— Нет, с адмиралом Реем мне не тягаться. Может, позже, лет где-нибудь через сто, вызову его на честный поединок и побежу… победю… одолею, вот что!

Найти общий язык с братом Косички оказалось не так уж и сложно. Как выяснилось, он просто обожал море, корабли и все, что касается службы в Морском корпусе, поэтому точек соприкосновения у нас было более чем достаточно.

Мы расположились на мягком ковре, и Льео принялся выстраивать передо мной своих солдатиков. Слушать его рассказы было ничем не хуже, чем читать учебники, и, как ни странно, я почерпнула из них для себя много полезного. Даже стыдно немного стало. Непременно нужно восполнить пробелы образования, проштудировав книги о кораблях и военно-морских званиях!

Но пребывать в роли слушателя мне пришлось недолго. Как только Льео узнал, что я уже выходила в свой первый трехдневный рейд, его глаза ярко заблестели, выражая жажду узнать подробности. И я с удовольствием поделилась с ним своими впечатлениями, воспоминаниями, естественно, умолчав при этом о некоторых вещах.

— Вот здо-о-рово! — восторженно протянул Льео и тут же с досадой добавил: — А Тэйн мне редко такое рассказывает…

— Мне кажется, он тебя очень любит, — с улыбкой заметила я, вспомнив сцену в ночном лесу.

Мальчишка неуверенно кивнул:

— Наверное…

Отчетливо прозвучавшее в его голосе сомнение меня удивило, но он тут же добавил:

— Да, пожалуй, любит. Хотя мы никогда об этом не говорим. А вот родители Эрмира постоянно его целуют и обнимают. Ну, они люди, у них так принято. Эрмира такое сюсюканье нервирует, а я бы хотел, чтобы мне кто-нибудь тоже так любовь выражал. Нет, ты не подумай, я сюсюканья тоже терпеть не могу! Но вообще-то, если бы мама хоть раз поцеловала, — конечно, когда никто не видит, — мне бы, наверное, было приятно.

Льео вертел в пальцах солдатика и смотрел куда-то в сторону, а я в этот момент просто не верила тому, что слышу. Его откровенность меня просто поразила. Вернее, не откровенность, а то, что за ней крылось.