AlmaZa: Другая жизнь [СИ]

Ещё Беллона встретила здесь королеву Сивиллу. На этот раз у девушки не возникло желание поговорить с ней по душам, потому что ей было стыдно признаться, что всё произошло именно так, как подозревала тётя. Принцесса лишь поздоровалась с ней и кинула смутную фразу о том, что женщина была права. Королева с пониманием отнеслась к тому, что её избегают, и не стала настаивать на дальнейшем общении. Беллоне приходилось разрываться между всеми, с кем ей хотелось повидаться и с кем не хотелось сталкиваться вовсе. К последним относилась Матильда фон Даберлёф, которую навязали ей в качестве фрейлины. Юной баронессе в начале месяца исполнилось восемнадцать, и её мать настояла, чтобы девушка повидала общество и высший свет. Конечно же, это подразумевало поиск мужа, выгодной партии. Несмотря на все законы и запреты, амбиций этого семейства хватало даже на то, чтобы надеяться на обручение с принцем или герцогом. Беллона долго противилась такой спутнице, но потом её заинтересовал исход этой задумки, и она решила ей поспособствовать. В конце концов, если баронессе удастся выйти замуж за будущего короля, почему после этого принцессе не суметь пойти под венец с графом? Раньше Беллона и не подозревала в себе такой корысти и такого коварства. Некоторые происшествия изменили её, непонятно в какую сторону — положительную или отрицательную. Для всех по-разному. Одно принцесса знала точно: теперь она стала осмотрительнее и сильнее. Не намного, но достаточно для того, чтобы вращаться в кругах, в которых ей предстояло провести всю будущую жизнь.

Для солидности, должной быть у принцессы такой крупной планеты, как Феир, Беллоне нашли третью фрейлину, семнадцатилетнюю виконтессу Дору Незардроун. Её предок отличился тем, что участвовал в возвращении престола Робину Первому после революции, поэтому её род был уважаемым и прославленным. Сама девушка отличалась идеальным знанием этикета, безупречным поведением, начитанностью и педантичностью. Серенькая и неприглядная, она была таковой скорее из-за сухости характера и строгости, не позволяющей ей ничего лишнего, как в речи и манере поведения, так и в одежде. С одной стороны, Беллоне было с ней скучновато, а с другой, радовало, что она не суёт нос в чужие дела, не спрашивает лишнего и не пытается читать морали, как любила это делать кузина.

Шёл час за часом, а девушка оставалась неподвижной на подоконнике. Со стороны можно было подумать, что она уснула, но принцессе не так-то легко засыпалось, именно поэтому она и искала поддержки где-то там, за пределами видимости, в небе, за горизонтом, у леса, у свечения факелов. Никто даже представить не мог, как ей хотелось птицей расправить крылья и улететь отсюда далеко-далеко, на другую планету. Как жаль, что это не представлялось возможным. Свеча догорала в серебряном подсвечнике и обещала скоро погаснуть, украшая каплями воска стол. В комнату уже несколько раз постучали, звуками, больше похожими на то, как скребётся кошка. Принцесса не обращала на это никакого внимания, уйдя глубоко в свои воспоминания.

— Ваше высочество, у вас всё в порядке? — в комнату вошла Дора.

— А, что? Ах, да, конечно, у меня всё замечательно, а почему ты спрашиваешь? — очнулась Беллона от своих раздумий. Фрейлина ещё устраивала её потому, что, несмотря на то, что принцесса называла её на «ты» и общалась на равных, та всё равно относилась к ней с почтением и беспрекословным послушанием. Поведение виконтессы Незардроун даже можно было бы назвать восхищением перед человеком, который был прекраснее, могущественнее и значимее, чем она сама.

— Я увидела, что у вас горит свет, и решила узнать, почему вы не спите. А потом вы ещё и на стук не ответили, вот я и позволила себе смелость зайти без разрешения. Но раз у вас всё хорошо, то я пойду…

— Постой, Дора. Посиди со мной, пожалуйста, если тебя сон не сморил ещё, конечно.

— Нет-нет, что вы, я посижу, с вашего позволения, — у девушки был заспанный вид, но раз её просила сама дочь короля, то она стойко выполнит просьбу. Она присела на стул рядом с окном и с интересом взглянула на принцессу.

— Дора, скажи, ты когда-нибудь любила? — вопрос был риторическим, потому что новая фрейлина была похожа на вышедшую из монастыря послушницу. Наивная и не выходившая прежде за пределы имения родителей, девушка, привезённая ко двору, представляла собой белую ворону. Многое удивляло её, поражало, восхищало, но она ничего не отталкивала и не противилась тому, что её окружало, а, напротив, пыталась научиться и стать уместной.