Татьяна Буденкова - Жизнь и приключения вдовы вампира [СИ]

— Фу, это чем же тут несёт? — Брезгливо сморщился он.

— Так севухой, однако! — нетерпеливо переступил с ноги на ногу служка. — А может и, спаси Господи, покойничком. Ведь ежели он опять вылез из могилы, а мыться-то за всё время токмо раз и приходил… ну, в ночлежку, помните?

— Будет вам! — одёрнул служку надзиратель. И не вставая с лавочки, указал на склеп. — Загляните. Тамошний житель утверждает, что он и есть Кузьма Федотыч.

Аким Евсеич только головой покачал:

— Глупость, ей Богу, глупость!

— Однако для порядка гляньте: узнаёте зятька или нет?

Аким Евсеич сделал шаг в склеп, некоторое время присматривался к полумраку. Наконец разглядел какую-то бесформенную фигуру, устроившуюся в груде какого-то тряпья на лавке рядом с могилой. Фигура издавала непрерывный храп, и вонь стояла такая, что Аким Евсеич выскочил назад как ошпаренный.

— Я тут для полноты картины отправил человека в ночлежку за Марфой. Пусть посмотрит: не этот ли Кузьма Федотыч к ним приходил? — И надзиратель опять протрубил носом. — Простуда сильная, а вот, поди ж ты, никакого покоя! Вон, похоже, приехала. И кто это с ней?

Меж могильных холмиков и крестов петляли четыре человеческих фигуры. Когда фигуры приблизились, Аким Евсеич только и мог, что с удивлением спросить:

— Эти-то зачем? — и сел рядом с приставом.

— Кто ж их знает? — тяжело вздохнул пристав и поднялся с лавки.

Дородная женщина, в широкой юбке, то и дело цепляясь подолом за высохшие на могилках ветки и прутья, первая пробралась к склепу.

— Кузьма Федотыч? Кузьма Федотыч? Это я, Марфа! Покажитесь, Христа ради! — Она просунулась в склеп, и стала теребить лежавшего там человека.

— Марфа? Какая ещё Марфа?

— А помните, как помыться приходили в ночлежку? Токмо темно туточки, не разгляжу толком. Пахните точнёхонько как в прошлый раз, ежели по запаху — вроде Кузьма Федотыч. Но вышли бы на свет божий, чтоб мне уже определённо узреть вы это, али не вы? Должно быть…

— Умолкни, чёртова кукла, голова раскалывается.

В склепе послышалась возня и из него сначала подбоченясь вышла Марфа и остановилась, прикрывая лицо ладошкой так, чтобы свет не мешал рассмотреть того, кто пытался вылезти следом.

— Не рассыпался бы. А то ить сколь лет в земле-то… Ох, охохошеньки! Матушки мои! — попятилась за надзирателя Марфа.

— Цыц, дура! — И из темного прохода показался крупный грязный мужик.

— Он! Ей Богу он! Как на духу говорю! Своими глазами видела. И халат тот помню. Ну, теперь-то его уж нет. Халата нет, значит, — крестилась Марфа. — Сожгла я халат-то. Истинный крест, сожгла. Хоть и материя с золотой вышивкой, но истинный крест, сожгла! А было время, стирала я его. Все рученьки…

— Умолкни, Марфа! — рявкнул надзиратель, поняв, что никаким другим способом заткнуть этот словесный фонтан невозможно.

В нескольких шагах от склепа, возле соседней могилки в сопровождении извозчика стояли граф и графиня Сташено-Дагомышские.

— Боже милостивый, Кирилл Романович, Марья Алексеевна, вы-то как тут оказались?

— Мы первые, а там и другие пожалуют посмотреть. Говорят, околоточный надзиратель вас Аким Евсеич и Марфу пригласил, чтобы, как полагается по закону, оформить вот уж не знаю воскрешение Кузьмы Федотыча или восстание вампира из гроба? — Спокойно, как о чём-то обыденном высказался граф Кирилл Романович. — Так что очень разумно с вашей стороны, строить доходные дома. Прелюбопытная история. — Кивнул в сторону оборванного и грязного персонажа и улыбнулся так, будто в цирке на клоунов смотрел.

— Мы теперь свидетели и можем сами доподлинно рассказывать о странном и пугающим происшествии. Особенно важно, что и околоточный надзиратель — Марья Алексеевна повела рукой в его сторону, — это событие в соответствии с законом подтвердит! Вот, всем неверующим доказательство! — указала пальчиком в кремовой перчатке на мужика ошалевшего то ли от женского стрекота, то ли просто ещё не совсем протрезвевшего. И продолжила:

— А по дороге нам Марфа в подробности рассказала, как Кузьма Федотыч мыться в ночлежку приходил! И что сей факт, тоже документально зафиксирован.

И тут у Акима Евсеича лопнуло терпение:

— Да вы что, господа хорошие, все с ума посходили! Какой это Кузьма Федотыч? Пьянь подзаборная!

— Значит, вы своего зятя не узнаёте? — осведомился надзиратель.

— Нет! — Не помня себя, взвизгнул Аким Евсеич и бросился вон с кладбища.

— Зато я помню! Он это! Как есть он! Я-то помню. Вот в тот раз…