Татьяна Буденкова - Жизнь и приключения вдовы вампира [СИ]

— Ах, дорогой, с этим бесчувственным сухарём, нет, нет! Пусть за мной приедет Настасья. Она служит в моём доме. — Голос Марьи Алексевны, капризный до неузнаваемости, её нарочитая игра, (или не игра и она, в самом деле, считает его сухарем?), неприятно царапнул слух Акима Евсеича.

— Хорошо, хорошо! Но он нам нужен, и… и ремонт на нём. Осторожней, аккуратней… — сюсюкал граф. И так всё это препротивно выглядело для Акима Евсеича, что он поторопился завершить разыгрывающуюся сцену.

— Простите, я невольно услышал ваш разговор. — Аким Евсеич раскланялся перед Марьей Алексеевной. — Вы назовите комнаты. Или укажите их на плане. А Настасью я пришлю за вами к указанному сроку.

На том и порешили. Утром следующего дня карета везла Акима Евсеича на вокзал. И удивительное дело, как только дверь купе закрылось, и поезд тронулся, Аким Евсеич испытал такое облегчение, будто тесную обувь с ног сбросил. Не прошло и двадцати минут, как он уснул спокойным сном.

Зато сразу по приезде, Федот, третий год находившийся у Акима Евсеича в услужении, дождавшись пока хозяин устроиться на сиденье, крякнув для порядка, начал издалека:

— Дозвольте спросить, Аким Евсеич…

— Давай, Федот, не тяни.

— А ежели в ночлежке в книге чья фамилия записана, значится тот человек там точно побывал?

— Федот, что за околесицу несёшь? Регистрируют каждого, кто остался ночевать по имени отчеству и дате рождения. Тебе-то зачем? Вроде отдельной каморкой обеспечен.

— Я-то благодарствую. Каморка тёплая, с лежаком. Не то что в сырой земле обретаться. — Федот заёрзал на облучке и даже оглянулся на Акима Евсеича.

— Никак помирать собрался? — Улыбнулся Аким Евсеич. — Лучше бы за дорогой следил. А дурь из головы повыкинул.

— Так, тут такое дело, выходит… — и, набравшись решимости, продолжил: — Зятёк ваш — Кузьма Федотыч и двое его суседей кладбищенских, пришли в ночлежку, помылись, переоделись, а Кузьма Федотыч даже свой любимый халат сдал сначала в стирку, а потом рукой махнул, да и велел сжечь.

Аким Евсеич поначалу своим ушам не поверил:

— Ты с утра к бутылочке, случаем, не прикладывался?

— Бог с вами, Аким Евсеич, не пьющий я вовсе.

— Так что ж несёшь такое непотребство?

— Не верите, так граф Немиров и его дядюшка собственными глазами убедились.

Дыхание у Акима Евсеича перехватило, и он еле выговорил:

— Это, каким же образом?

— Обныкновенно. По перв о й истопник рассказал, да хоть бы и кто другой мог. Весь город знает. А как энти господа про такие чудеса услыхали, тоже не поверили. Направились в ночлежку, чтобы убедиться.

— Боже милостивый! — схватился за голову Аким Евсеич.

— А там Кузьма Федотыч вкупе с двумя дружками, тоже мертвяками, в книге записаны. И Марфа подтвердила, что будто бы самолично узнала Кузьму Федотыча.

— Какая ещё Марфа!? — Подскочил на месте Аким Евсеич.

— Та самая, которая в бытность Кузьмы Федотыча среди живых, бельё ему стирать нанималась. Вот она-то сразу как увидала, так и узнала. А потом и водовоз подтвердил!

— Он-то каким боком?

— Так его отправляли на кладбище проверять, не врут ли пришлые? Водовоз и подтвердил, всё в точности назвали, как на могильных памятниках указано. Да и особо сомневаться не приходилось. Марфа говорит, по виду и запаху и так понятно было, что не один год каждый в могиле прибывал.

И тут, слава Богу, пролётка подкатила к дому. Как быть и куда бежать после таких новостей, Аким Евсеич не представлял. И решил, освежившись и переодевшись, направиться к городскому голове. Пётр Алексеевич в подробности и обрисовал случившееся. Услышав всю историю от здравомыслящего человека, Аким Евсеич сделал для себя определённые выводы, которые за исключением некоторых подробностей, полностью совпадали с реально происшедшими событиями. Ведь Егор Петрович, вернувшись из Бирючинска в Озерки, так и сказал, что халат оказался у бродяг, промышляющих на кладбище, ещё сказал, что выменял халат на купленную для них одежду, и велел сжечь. Не раскрывая городскому голове некоторых подробностей, Аким Евсеич так и предположил, что бродяги побираясь на кладбище, ночевали какое-то время в склепе Кузьмы Федотыча, вот и запомнили его имя и имена с двух соседних могил. А потом назвались ими в ночлежке, видимо желая скрыть свои настоящие имена.

«И как отзовётся сиё происшествие для Натали? Кто ж его знает?» — в растерянности думал Аким Евсеич. Откуда ж ему было знать, какие мысли посетят седую голову старшего Немирова?