— Боже мой! Боже мой! Егор Петрович, что вы такое говорите? Как же нас может смерть Кузьмы Федотыча связывать? Кол в мёртвое тело вбивали вы по своей воле, без моего участия. Уходите же скорее! — Не давая договорить, торопила его.
— Да вы меня никак не слушаете? А дело наиважнейшее!
— Настенька сейчас придёт!
— Не придёт! Я засов опустил, будто случайно кто уронил, так что она в доме, пока докричится!
— Егор Петрович, у меня траур до трёх лет. Так что ни о каком замужестве и детях речи быть не может. А обещалась не забывать вас? Так я помню. Но ничего более я вам не обещала. А теперь уходите же скорее!
— Но вы могли понести от законного мужа. И тогда рождённый вами младенец, пусть хоть и после смерти своего, так сказать, отца, будет носить дворянский титул.
— Кузьма Федотыч не оставил мне своего потомства!
— Это доподлинно никому неизвестно. Вот я и говорю — время подумать, пока не поздно. А моя любовь к вам, Наталья Акимовна, безмерна! И пусть достались вы другому человеку, но судьба освободила вас! — И, видимо, совсем потеряв голову, распахнул дверь в мыльню.
— Ах! — Наталья Акимовна вскочила с полка, восковая свеча метнулась пламенем, выхватив дивную белую фигуру, пряди чёрных кудрей на белых плечах. Одна её рука прикрывала грудь, другая опустилась чуть ниже живота.
— Выходите вон! Я закричу!
Пимокат грохнулся на пол.
— Богиня, как есть — Богиня с картины! Наталья Акимовна…
— Приходите завтра, к обеду. Я вам пимы для себя и батюшки закажу. Тогда и поговорим! Да уходите же!
Пимокат как был на четвереньках, попятился назад.
— Егор Петрович! Быстрее! Теперь весь дом на ноги поднялся. И двором, задним двором уходите! Да что ж это с вами приключилось? Живее, живее! — И забыв о своей наготе, стала выталкивать пимоката из бани, который кое-как поднялся на ноги, но глаз от неё отвести был не в силах! И уже почти вытолкала его, как услышала голос Настеньки. Оставалось одно: задуть свечу, чтобы пимокат скрылся незамеченным. Потом выговаривала Настасьи, как случайно на свечу водой плеснула, та и потухла, а одной в темноте, в бани ужасть, как страшно!
— А я вроде, голоса слышала. Решила, что вор забрался. За баней-то — курятник. Челядь подняла, велела бечь посмотреть. А сама сюда.
— Как же голоса? Это я тут одна-одинешенька к тебе взываю.
Во дворе, выскочившие кто в чём мужики, для смелости покрикивая друг на друга, обходили постройки. Не дай Бог, какой тать пробрался?! Сердце Натальи Акимовны от страха, что пимокат не успел скрыться и может быть пойман, стучало так часто и громко, что Настенька стала её успокаивать:
— Натальюшка, свет вы наш, Акимовна, напугались тут без меня, глупой да нерасторопной. Но теперь-то, челядь во дворе, если кто пробрался — изловят сей момент! Вот вам крест — изловят!
И тут Наталья Акимовна услышала голос пимоката. Изловили! Сердце её оборвалось. Что-то теперь будет?
— Вы ничего не бойтесь, а я поверх мокрой рубашонки сарафан накину да выйду, гляну: изловили кого?
Настенька вышла. А Наталья Акимовна приоткрыла дверь предбанника и прислушалась.
— Иду, значит, я мимо. Смотрю, ворота неплотно прикрыты. Время позднее. Уж ни случилось ли чего, думаю? — говорил пимокат громко и уверенно, хотя некоторая дрожь всё-таки слышалась в голосе. — Или просто по рассеянности слуги закрыть забыли? И тут: крик, шум, вроде ищут кого. Только рот открыл служку окликнуть, а он в сей момент на меня и натолкнулся.
— Дак ить, ворота я самолично проверял. Вот и теперь они закрыты. Как же так? — удивлялся дворовый мужик. Подняв фонарь, он внимательно осматривал перекладину толщиной в руку, запиравшую ворота. В это время вся остальная прислуга, никого ни обнаружив, стала собираться рядом с ними.
— До чего же глупы, бывают людишки. Тать ворота приоткрыл и вошёл, а я за собой их закрыл! Не оставлять же нараспашку в вечернее время? А пока вы тут бегали бестолково, он, испугавшись, задним двором ушёл. У ворот-то я стоял!
— Это как же он ухитрился? Ворота со двора запираем… — недоумевал мужик.
— Вот ежели изловили бы его, то расспросили бы. Тать мог засветло пробраться, да прятаться, к примеру, в курятнике. Или, может, ты чего напутал, а ворота и не запирал вовсе!
«Весь этот разговор следует пресечь», — подумала Наталья Акимовна.
— Настенька, где ты там? Уже баня выстыла! — крикнула из-за дверей. — Хватит попусту свечи жечь, да разговоры пустые разговаривать. Поблагодарите лучше от моего имени Егора Петровича, что уберёг нас от лихого человека, да пригласите завтра к нам на чай, чтоб уж как положено благодарность высказать. Да возвращайся живее. Не сидеть же мне тут до ночи?
Читать дальше