Игорь Ковальчук - Бессмертные

– Я – не Мортимер. Я – Арман.

– Это дела не меняет. У тебя клановые признаки Мортимеров, значит, ты – Мортимер.

– Отчего же, по-твоему, я должен погибнуть?

– Как объяснял мне патриарх, у младших сыновей Мортимеров нет удачи. Им попросту не везет. Пример подобного невезения ты мог наблюдать сам. Помнишь Дэвена? Юношу, который был в Провале вместе с Реневерой?

– Смутно.

– Он погиб, если помнишь.

– Да, погиб.

– Он был младшим сыном в семье. Ему еще не было сорока – совсем молодой по меркам бессмертных. Понимаешь? Я хочу, чтоб ты был осторожнее. Как можно осторожнее.

Руин кивнул головой. По его лицу было видно – он не верит, что ему грозит какая-то опасность лишь потому, что он второй сын некоего Мортимера. А глаза Мэльдора выражали уверенность, что предупреждение не поможет, даже если Руин последует совету. Спорить с судьбой – смешно. Едва обретя сына (нет, не сына – сыновей, ведь Дэйн тоже был его ребенком), уже бояться их потерять… Мэльдору было тяжело, и он заставил себя не думать об этом.

– Как в пошлой мелодраме… Как в дешевой киношке, – процедил сквозь зубы Мэл. – Он любит ее, но она оказывается его сестрой. Замечательно.

– Кстати, учти, тебе с Реневерой трудно будет вступить в брак, – предупредил Мэльдор Руина. – Вы принадлежите к одному клану. Лишь с разрешения патриарха. Помню, моя матушка рассказывала, с каким трудом они с отцом поженились. У меня оба родителя Мортимеры. Я рассказывал?

– Рассказывал.

– Они очень дальние родственники, отец приходится матери восьмиюродным внучатым племянником, но патриарх очень долго не давал им разрешения на брак. Разрешил лишь тогда, когда она уже ждала меня.

– Подозреваю, у нас с Реневерой ничего не получится, – ответил Руин, хмуро глядя в тарелку. С тех пор как он уехал из дома Реневеры с вещами, прошло уже больше двух месяцев, но она не звонила. И он не звонил тоже. Ссора затягивалась, и мир вокруг принца постепенно становился тусклым. Может, именно потому он с такой яростью накинулся тогда на Мэлокайна. Надо было куда-то деть раздражение.

Мэльдор был проницателен и ни о чем не спросил его, лишь посмотрел внимательно. Потом глянул на часы.

– Просто как в дешевой киношке, – повторил Мэлокайн. Какой-нибудь посторонний наблюдатель мог бы решить, что он захмелел, но ликвидатор просто устал. Он бессмысленно разглядывал зал. Плющ, почти такой же, что обвивает столетние деревья в лесу, закрывал стены, отделанные диким ноздреватым камнем. И на зелень, и на отделку зала приятно было посмотреть. – Как в дешевой киношке. Взял и женился на собственной сестре.

– Успокойся, – оборвал его Мэльдор. – Кому как не тебе, клановому, знать, в чем тут дело. – И, повернувшись к Руину, пояснил: – Клан объединяет не только родство. Родство не мешает людям и ссориться, и воевать. Мы, конечно, тоже ссоримся – изредка, но клан остается единым, потому что мы связаны духовно. Это цементирует любой клан. Моргана – очень красивая девушка и, должно быть, очень славная, мне о ней рассказывала Дебора. Но вы оба принадлежите к одному клану, поэтому между вами возникла эта эмоциональная связь. Она была с самого начала, просто ты ее не чувствовал. Вот и случилось то, что случилось… Ладно, ребята. Мне надо бежать. Расплатитесь сами. – Он положил на стол кредитную карточку и ушел.

Мэлокайн посмотрел на Руина. Тот – на Мэлокайиа.

– Ну что будем делать? – спросил ликвидатор.

– Твое предложение?

– Давай-ка поедем домой и хорошенько выспимся. К Моргане все равно не пустят в ближайшие пару дней.

– Ладно, – согласился Руин.

До квартиры Мэла они добрались на его машине и улеглись отдыхать. Старший брат уступил младшему свой диван и ушел спать в спальню Морганы. Правда, на ее кровать он лечь не решился, повалился на ковер, но ему случалось спать и на голой земле, на камнях, даже на железном ломе на задворках какого-то покинутого завода. Сон долго не шел вовсе не от того, что было жестко, а потому, что Мэл слишком устал. И потом – его терзала вина. Он думал о двух малышах, которые спят сейчас в детском отделении клиники, пользующейся дурной репутацией, об их маленьких, будто игрушечных кулачках и их обреченности. «Подумай только, пройдет не так уж много времени, и, быть может, именно тебе придется пронзить ножом детей, рожденных твоей любимой женщиной», – приходило в голову Мэлу. Он гнал эту мысль, но ничего не помогало. Она воз вращалась, как туча комарья, до времени прячущегося в углах комнаты, и снова окружала голову плотным серым гудящим слоем.