Ша Форд - Рассвет

— Что…?

Каэл затих, когда Килэй ударила боком кулака по доскам над ним. Открылся люк, просыпав дождь пыли на его шею.

Он пытался стряхнуть пыль раньше, чем она засыплется за воротник, но ударился головой о низкий потолок.

— Можно было хоть предупредить! — завопил он, застонав, когда пыль посыпалась за его рубаху. — Это ведь пустяки… это не смешно!

— Смешно! Это всегда смешно.

Улыбка невольно давила на уголки его губ от звука ее смеха. И он отодвинул ее и полез в люк, собираясь решительно пройти по коридору, что ждал их дальше.

Но он поджал пальцы в сапогах.

Он стоял на вершине поместья, на ровной части крыши, где ветер ощущался сильнее обычного. Бухта тянулась внизу, чаша океана с тучами над ней. Выше него были только белые скалы вокруг деревни.

— Что думаешь? — крикнула Килэй сзади. Она выбралась из люка и стряхивала пыль с брони, а потом увидела его лицо. Она рассмеялась. — Еще не поздно, шептун. Ты еще можешь вернуться.

Каэл нахмурился, скрывая шок.

— Я никуда не пойду.

— Хорошо.

Килэй вытянула руки над головой, изгибаясь так, что он забыл о своих ногах…

— Каэл?

— Что?

— Тебе лучше отойти.

Он знал, что скрывать смысла нет: слепой увидел бы его румянец.

— Не нужно так отвлекать видом, если не хочешь взгляды людей.

— Твой взгляд меня устраивает. Даже нравится, — добавила она с улыбкой, что заставила его кожу пылать.

Он восхищенно смотрел, как Килэй превращалась. Ее конечности удлинились, шея изогнулась изящной аркой. Ее броня растянулась, и чешуя стала белой. Крылья развернулись от плеч. Он отошел, но ему пришлось пригнуться, чтобы крылья не смели его с крыши.

Дракон стоял там, где была Килэй пару мгновений назад. Ее чешуя была белоснежной, а глаза — зелеными. Ее когти шаркнули по крыше, и слышно было только это.

И тревожный стук сердца Каэла.

— Хорошо, — сказал он, когда она отклонила крыло. Он проследил за ее взглядом и понял намек забираться на ее плечи. Тепло под ее чешуей заставляло его пальцы покалывать, когда он прислонился к ее боку. Он робко поднял ногу. — Мне стоит…? Или так? Я не хочу… ой!

Он ухватился за шип, и она подтолкнула его. Каэл чуть не упал с его спины. Как только он сел, перед глазами появились смутные картинки. Он понял, что Килэй пыталась поговорить с ним, что-то показать.

Он сосредоточился, увидел другие руки на ее спине. Другие ноги надежно прижимались к ее бокам. Каэл повторил указания.

— Это ты делала с Сезераном? Когда отнесла его к горе…? Да, знаю, — сказал он, когда она показала, что будет, если он забудет о шипе сзади. — Я знаю, что раздавится. Не нужно показывать так… подробно.

Ее гулкий смех вызвал жар под ее чешуей, и Каэлу пришлось привстать, чтобы не сгореть.

Он в третий раз настоял, что готов, она подняла крылья. Каэл сжал ногами ее ребра, Килэй склонилась у края, и он увидел обрыв, ждущий их. Он крепче сжал шипы, ладони начали потеть. Он ослабил хватку, желудок сжался, крича, что он держится не крепко, и от этого пота на руках стало больше.

Ее низкое рычание прозвучало как вопрос.

— Давай уже, — простонал он.

С гулким смехом Килэй бросилась в пропасть.

Рев оглушал, они сорвались с крыши. Он прищурился из-за ветра. Они опустились наполовину, и Каэл понял, что желудок остался на крыши, а в нем была пустота, что подступала к горлу.

Килэй устремилась вниз, вода блестела, зовя ее. И когда Каэл подумал, что они врежутся в волны, крылья развернулись.

Он держался, а она несла их к облакам. Они покинули бухту, вырвались в белый тихий мир. Тут была неровная поверхность, похожая на снежные вершины гор…

— Куда мы? — сказал он, отгоняя те мысли.

Его сердце заболело, когда она показала ему чудовищные стены, темные башни. Он увидел толпу в позолоте, слышал гром шагов.

— Средины? — охнул он. — Ты не серьезно… Король тебя увидит!

«Разве не в том смысл?».

Он вздрогнул. Ее голос звучал в голове, словно она говорила на ухо.

— Стоило меня предупредить.

«Как мне предупредить, что я заговорю?».

Он не знал. Пока они соприкасались, целитель в нем позволял видеть то, что она хотела показать: мысли, воспоминания, даже слова. Хотя мысли Килэй всегда четко доходили до него, ему часто было сложно ответить.

Даже теперь его разум двигался в тысячу направлений. Там был гнев за случившееся в Коппердоке, смятение из-за неопределенности, и все это покрывали тучи тревоги, что мешали думать.

Когда он попытался показать ей свои мысли, она ответила недовольно: