Сергей Васильев - Цика [СИ]

— Купила что-нибудь? — Слав не замечал, что Цика о чем-то думает.

— С торговцами разговаривала.

— О чем?

— О словах эльфа.

— Что-то серьезное?

— А ты думал! — Цика неожиданно ударила ладонью по столешнице и уселась на лавку, — Исполнять пророчество надо…

Она зажмурилась, и из углов глаз выкатились слезинки. Капнули обжигающе Славу на руку. А потом Цика вскочила, уперлась руками в стол, наклонила голову и заговорила срывающимся голосом:

— Хуже нет этого! Не хочу идти, а заставляет что-то! Там и жизни-то нет. За что мне такое — вопреки желания своего поступать?! Все меня используют, сама ничего не могу сделать! Ну почему так?! Люди отговаривают, а что-то внутри сидит и подсказывает — «сделай наоборот». Ненавижу это в себе, ненавижу!

Цика рухнула на стол и затряслась в беззвучных рыданиях. Слав, совершенно изумленный, погладил ее по голове, а потом по плечам.

— Прости меня, Слав. Прости дуру этакую. Ты самый лучший. Ты меня понимаешь. Я поплачу, а потом опять прежней стану, — Цика попыталась улыбнуться.

Кхни аккуратно приподнял Цику, ткнул Слава локтем в бок, потом пошептал девушке на ухо. Цика, засмущавшись невесть чего, взяла ладони Слава в свои. А потом чуть потянула его к себе.

Огр смотрел на двух людей, как смотрит старший брат на младших, любя и гордясь ими. Может быть, они будут счастливы, и им будет наплевать на этот сволочной мир. И Цика спасет его, а Слав поможет. И кому-то станет хорошо…

Они стояли, обнявшись, не в силах разжать руки и расстаться.

— Не отпущу тебя, — горячечно бормотал Слав, — останься, Цика.

— Я приду, ты знаешь. Приду. Вернусь к тебе. Я всегда возвращаюсь…

Жарко… Ой, сил нет совсем. Врали, поди, про воду-то. Где ж ей тут быть. А ведь сама пошла сюда — не гнал никто. Отговаривали. Урок будет — не всегда поперек слов чужих поступай. Хорошо, хоть, одежду надела, что советовали, а то бы совсем пропала. А эта свободна, всё тело ветерком обдувается и — терпимо.

Как они направление-то держат, купцы эти? Ну, не вижу я их меток, хоть убей. Только солнце путь кажет. Безумное, белое, огромное солнце, чтоб ему пусту быть. Ой, нельзя так говорить, нельзя. Солнышко, оно жизнь приносит. Ругать его — всему миру вредить… Да только облачко бы хоть какое, чтоб унять пламень небесный, о тучке и не прошу.

Воздух струится, что твоя вода, и всякую гадость норовит подсунуть пред очи. То озера, то дворцы высоченные. Сделаешь шаг — и исчезают они, песками обращаясь. Смеются духи пустыни, злобствуют. Не сломить им меня. Не через такое проходила.

Третий день в пути. Третий, точно. А торговцы говорили, что как третье утро настанет — увижу колодец. Врали. Полдень уже. Иль заплутала я? Ну, нет, не дождутся…

Цика сделала несколько неловких шагов, взобралась на гребень дюны, опираясь на длинную палку, песок ушел из-под ноги, и она шлепнулась, приложившись животом. Оперлась руками и устало приподняла голову.

В низине что-то зеленело. И несколько полуразрушенных строений глядели на Цику темными провалами дверей.

— Оно, — выговорила Цика, отирая губы от песка, — сейчас водички попьем.

Девушка перевалила через край, повернулась ногами вперед и съехала по склону. Внизу с трудом поднялась и пошагала к манящей зелени, тяжело опираясь на палку. Идти было недалеко. Но чем ближе Цика подходила, тем меньше становились зеленые деревья, превратившись в невзрачные кустики, когда она приблизилась вплотную к ним. Строения же, напротив, делались всё больше и больше, вблизи оказавшись грудами камней, обрушившихся со скалы. Только темные провалы остались тем, чем казались вначале — проходами, но не в брошенные дома, а в пещеры.

— Вот так оно всё. Не является тем, чем кажется. Хорошо, хоть вода есть. Без нее и эти кустики не выросли бы, — Цика легонько дотронулась до жестких, покрытых щетинками листочков. Вздохнула и огляделась в поисках колодца.

Крышка из каменного дерева оказалась почти полностью присыпана песком — только кончик ее выглядывал. Цика смахнула песок, просунула свою палку в кольцо на ней, уперла дальний конец в землю и навалилась на ближний, поднимая его. Крышка сдвинулась. Еще несколько раз проделав подобное, Цика освободила отверстие колодца настолько, что туда могло пролезть кожаное ведро, непонятно как уцелевшее в этом запустении.

Следовало передохнуть. Сил не было даже отойти в тень от камней, и Цика уселась прямо на обжигающий песок. Странный песок. Белый какой-то. И не шуршит, а скрипит. Цика набрала его в горсть и поднесла к воспаленным глазам. Вгляделась и, вздрогнув, отшвырнула от себя. Потом принялась тереть ладони друг от друга, словно очищая, и вытирать о свой, уже не такой белый, как прежде, балахон.