Альма Либрем - Каена

Она представляла себе того, кого любила. Того, кого могла любить. Не этого стражника, выдернутого из контекста её собственной боли и страдания. Не явившегося спекулировать на чужом горе ради собственной выгоды, ради того, чтобы получить немного больше, чем он имел право. Или намного. Каена никогда не задумывалась о лишних буквах, сейчас и игра слов, и игра лиц потеряли для неё значение. Она всё смотрела и смотрела, пытаясь понять, когда ж упустила главную деталь.

Это был не Роларэн.

Да, его черты лица. Да, схожие глаза и волосы, да, может быть, это было похоже. Но ведь она проводила ночь не с этим стражником; в её мыслях рядом был другой мужчина. Тот, что никогда не позволил бы этому случиться так просто, так грубо и так пошло.

— О, милый, — вздохнула она.

Он улыбнулся ей в ответ и протянул руку. Он надеялся, что он — тот самый. Тот единственный, что всегда она о нём мечтала. Что он — именно тот мужчина, которого королева Каена ждала, чтобы пригласить на свой колючий, выгоревший трон.

Она улыбнулась в ответ. Как же он был похож на Роларэна! Даже если и не Вечный, даже если и столь моложе, наверное, трудно отличить в полумраке. Рэн, разумеется, тоже это знал. Разумеется… Он смеялся над нею. Не Рэн. Этот человек. Этот эльф, посмевший украсть её мечту.

Он попытался вдохнуть в неё счастье ещё одним поцелуем. Напомнить, что он — её судьба.

На поцелуй она ответила.

И магией сжимая его сердце, перерезала острым краем чаши запястье, чтобы выпить осколки его жизни и влить их в океан своей вечности. Океан разбитого стекла.

Год 120 правления Каены Первой

Академию всё ярче окутывала осень. И ненависть. Они шли рука об руку; яркие, почти что алые листья смешивались с холодом дождей. Дожди несли с собою грусть и раздражение. Они размывали по всему громадному строению тонким слоем злобу, поселяли зло в души, заражали завистью. Они ничего сами не создавали, но они были переносчиками. Будто бы птица — сама не болеет, но сколько людей умрут, пока её наконец-то кто-то подстрелит? И сколько эльфов?

Каждый завтрак проходил в тишине — все внутренне ещё спали. Каждый обед — в молчаливом согласии, что сейчас не время. Но вечером Академия разрывалась на мелкие кусочки. Стоило Фирхану отвернуться, как его же люди, ученики и преподаватели, зло переглядывались, шипели друг другу в спины оскорбления и сеяли собственное раздражение так, что и зима вряд ли это заморозит.

Что Миро, что Мастер держались отчужденно. Молчали. Переглядывались очень редко; тогда Миро издавал какой-то странный звук, намекал даже, что можно было и избавиться от вечного балахона за столом. Мастер не ответил ни разу; если б не уроки, можно было подумать, что он в самом деле немой.

Вот только на стороне Миро была едва ли не вся школа. На стороне Мастера — его собственный ужас, скользивший тенью за спиной мужчины. Ужас, который он вселял во всех остальных. Ужас, что заставлял их всех держать себя в узде и не сходить с места, когда Миро шёпотом напоминал о том, что вот оно, время — нападайте.

И в глубине души каждый, даже Громадина Тони, был уверен в том, что, приди сюда настоящие эльфы, Мастер — это их единственная надежда.

Наверное, такого же мнения был и Фирхан. Он не спрашивал за столом ничего у мужчины, иногда и вовсе делал вид, что того не замечает, но, разумеется, замечал. Все об этом знали. И любая тишина с его стороны самим Мастером воспринималась, как попытка замять конфликт. Сделать вид, что он не смотрит, не видит, ничего не замечает — и не проронит заодно ни единого слова, что послужит спичкой для всего этого маленького, вроде бы отлаженного мирка.

И сегодня Фирхан не закрывал глаза. Не отворачивался. Сегодня Фирхан просто молчал, но не сводил взгляда с ученической злобы. И чувствовал, как напряжён миро, как спокоен и равнодушен, словно ничего не случилось, вечно холодный Мастер.

А ещё — неодобрение. Назревающую драку. Раздражение тонкими нитями сшивало их между собой, пускало этими путями струйки напряжения. Можно было задохнуться; Фирхан всегда был чуток к окружающей его атмосфере, а эта казалась просто отвратительной.

Он вновь повернулся к Мастеру. Может быть, получится хотя бы в этот день ощутить, понять, почувствовать, чем он на самом деле дышит, к чему стремится… Иногда Фирхан думал, что почти пробрался к душе, спрятанной за вечными чёрными мантиями. Что увидел, каковы были причины этих бесконечных шрамов, откуда столько порезов на руках, на лице, на спине… На сердце. Но сталкивался только с болью.