Сергей Плотников - Баронет [СИ]

— Шуу! — зашептались, кажется, все вокруг.

— Мне доподлинно известно, что настоящий Арн Бертран был болезненным и слабым, не способным держать оружие. Ты не он.

Я краем глаза заметил, как Джок, до того недоумённо пялившийся в нашу сторону вдруг втянул голову в плечи. Ага, ну ясно, откуда такие «эксклюзивные сведения». Вот только почему телохранитель Сэма вообще на меня бочку покатил? Чёрт. Чёрт!

— Моя мать, Лилиана Бертран, магистр магии Жизни, меня вылечила, пусть ей и потребовалось на то несколько лет, — так же громко ответил я. Хотел сказать, что в зале есть как минимум один человек, способный подтвердить что я — это я, но с прострелом мигрени понял: не тех слов от меня ждут. На оскорбление, прямое, однозначное и столь сильное у любого дворянина может быть только один ответ. — А на счёт оружия… предлагаю оценить лично.

— Завтра, в полдень, — почти беззвучно прошептала за моей спиной Мила, и я повторил:

— Завтра. В полдень. Здесь.

— Только не забудьте вашу шпагу… «баронет», — мастерски выразив голосом сомнение в моем титуле, издевательски взмахнул рукой Купа. Всё правильно: оружие выбирает вызванная сторона… Проклятье! В опять спустившейся полной тишине он развернулся на каблуке, сделал несколько шагов…

— Решил укусить хозяйскую руку, наёмник ? — Милана сказала это как бы негромко, но расслышали её все.

Слова попали в цель: бретёр сбился с шага… но всё же не обернулся и вышел вон.

Твою мать. Похоже, я очень серьёзно влип.

— Дамы, — поворот и поклон в сторону пигалиц, столпившихся испуганно-возбуждённой кучкой, — Господа. Прошу простить, но вынужден покинуть Ваше общество…

— Мы вынуждены, — обращаясь к молодым дворянам, поправила меня Милана. Если у меня тон вышел скорее спокойно-равнодушным, то от слов девушки, мягких, негромких и сопровождаемых улыбкой, добрая половина народа вздрогнула.

М-мать. Как неудачно-то. И ведь как подловил меня, скотина — перед самым герцогским судом! Хотя, конечно, «подловил» меня совсем не бретёр — без приставки «экс», как выяснилось…

Мила, идущая рядом со мной, оглянулась, убеждаясь, что мы достаточно далеко отошли от зала — и… Я не то, что сбился с мысли — вообще на несколько секунд забыл про всё, с отвисшей челюстью слушая закрученную матерную тираду, без запинки выдаваемую блондинкой-аристократкой!

— …Бабку твою козлом через задний проход оплодотворённую! — взмахнула куда-то в сторону дальнего крыла поместья девушка и резко переключилась на меня. — Я надеюсь, ты не собрался сделать мужественную глупость в духе романчика для впечатлительных дур, а, Арн?

— Нет, конечно, — с усилием подобрав челюсть, подтвердил я. То, что младшая Пэр — мягко говоря не нежный садовый цветочек, я уже успел убедиться, но столь резкое выпадение из образа вызывало натуральный ступор. — Только не говори, что не успела за время нашего знакомства заметить, что я не идиот.

— Сэм уже спит, и слуги не дадут его разбудить, — кивнув, деловито просветила «наречённая», с которой, судя по последним словам, смело можно было идти в разведку. — Утром встаёт рано, но может банально не успеть помочь. Если вообще захочет вмешаться.

— Не захочет, — обезличенная память, покалывая виски, настойчиво утверждала: оскорбление, нанесенное через публичное сомнение в дворянском достоинстве оскорбленного, смывается только кровью.

В рыцарских романах, что в земных, что в здешних, меня периодически раздражал один и тот же штамп: протагониста оскорбляют и он, кипя праведным гневом, кидает оппоненту перчатку. То есть, по факту, соглашается на поединок на условиях врага — потому что вызванный выбирает оружие. И тот, кто тебя облил помоями, ещё и пользуется правом подобрать наиболее подходящие условия для твоего публичного убийства. Как вам? «Несправедливо» — это мягко сказано! Лично у меня всегда вставал такой вопрос: а что, собственно, мешает оскорблённому тоже что-нибудь этакое высказать, громко и чётко? Слова ведь всякие можно сказать, даже к самому матерому цинику и бретёру можно подобрать свой ключик и заставить сказать ритуальную фразу. Логично? Более чем. Увы, но только с точки зрения обычного человека, выходца из нормального общества, с твёрдо исполняемыми законами и гарантированными социальными нормами.

Я ведь уже говорил, что все иллюзии о феодальном обществе у меня полностью развеялись после пьянки с крестьянами и ремесленниками из Белой Лепки? Но могу и повторить: за красивым фасадом традиций рыцарства и культа дворянского благородства и чести скрываются вполне узнаваемые уголовные понятия. Точнее, скажем так — это явления одного порядка. Если какая сявка попеняла нормальному пацану, что он, пацан — фраер позорный, или, не дай бог, вообще пользователь дырявых ложек, переругиваться, ссылаться на общеизвестные доказательства и производить прочие ненасильственные методы воздействия на противника не только бесполезно — ни в коем случае нельзя. Стал оправдываться — виноват. И всё.