* * *
Я читала книжку, когда ко мне в палату пришла милая женщина. Она села рядом и долго просто сидела.
— Что читаешь? — поинтересовалась она.
Я повернула книгу обложкой к ней.
— Любишь читать? — не отставала женщина.
Я кивнула.
— А о чём тебе нравиться читать?
Умно. Ответ не подразумевает "да" или "нет". Здесь надо изложить целую позицию, а значит, дать ей пищу для дальнейшего диалога. Неохотно, но я заговорила с ней. От неё не шла угроза, и даже обычного потребительства я не чувствовала. Казалось, что её на самом деле интересую я сама и мои увлечения. Мы долго общались, а затем она стала задавать наводящие вопросы. Я не сразу поняла, к чему они ведут, но как только сигнал тревоги прозвучал в моём мозгу, замолчала и, укрывшись одеялом, отвернулась от неё. Больше я на неё не реагировала. Знала ведь, что взрослым нельзя доверять, и вот опять попалась.
* * *
Я тихонько подслушивала у двери кабинета.
— Что скажете? — спросил следователь психолога.
Женщина покачала головой.
— Девочка явно пережила сильный стресс. Она закрывается, стоит только немного приблизиться к тому, что там произошло.
Следователь достал сигарету и закурил.
— Вы не против? — запоздало поинтересовался он.
Доктор махнула рукой позволяя курить.
— Она определённо что-то видела, — сказал следователь.
— Да. Но узнать это будет очень трудно. Я предполагаю, что она подверглась насилию, а потом стала свидетелем убийства. Совокупность всего пережитого заставляет её сознание отторгать эти воспоминания, как болезненные. Она словно стирает то, что пережила.
— А гипноз? Может быть…
— Никто вам не даст на это разрешения. Она ребёнок и пробуждение воспоминаний может ещё сильнее её травмировать. Здесь может помочь только забота, ласка и доверие. Возможно, со временем, она сама начнёт вспоминать произошедшее, заново это переживать и переоценивать.
— Со временем… — вздохнул следователь. — …Его у меня нет.
Доктор вздохнула.
— Что-нибудь ещё выяснили? — поинтересовалась она.
Вовлечённая в это дело, она восприняла его близко к сердцу, не столько из-за гибели директора дома интерната, сколько из-за попутного расследования его "деятельности".
— Всего рассказать не могу, сами понимаете, но…
* * *
Я долго думала, как отомстить Марьивановне за всю её "ласку" и "заботу", которыми она меня так щедро одаривала. Удивительно, но мысль о том, чтобы даже глотнуть её крови, вызывала у меня стойкое омерзение, словно в её венах текла не кровь, а тошнотный супчик из нашей столовой. Мысль съесть её сердце была не лучше. Впрочем, я сомневалось, что оно у неё вообще есть. А тут ещё добрая докторша, не оставляющая попыток меня разговорить, обмолвилась, что меня определили в какую-то реабилитационную программу и назад я уже не вернусь. Что же, если так, то можно позволить узнать им немного того, что их так интересует. Завраться я не боялась, так как чётко определила для себя границу, дальше которой нужно было молчать, а всё, что я собиралась рассказать до неё, было самой настоящей правдой.
Позволив в один из сеансов снова себе раскрыться, я даже сама навела разговор на эту тему.
— Скажите, тётя Лена, а у вас есть мыло… такое душистое и пахучее? — спросила я.
— Есть. Если хочешь, я в следующий раз принесу его тебе.
— Да, было бы хорошо. Меня однажды им мыли. А ещё мыли голову шампунем. Он тоже такой хороший, — щедро я делилась своими воспоминаниями. — А потом мне подарили красивую и новую одежду.
— Наверно это был твой день рождения? — поинтересовалась психолог.
— Нет, — ответила я и, сделав долгую паузу, добавила. — Это было перед тем, как меня отвели в кабинет к директору.
Я сказала это тихо и трагично, чтобы она поняла, что я вступаю в сумеречную зону своих воспоминаний.
— А кто тебя мыл? — спросила она, стараясь закрепиться на этой позиции и не уйти далеко от темы.
Она знала, любой вопрос может быть последним. Я снова закроюсь и закроюсь надолго.
— Марьивановна… Она всегда моет девочек, перед тем как отвести к нему в кабинет. Доводит до дверей и говорит: "Будь послушной и громко не кричи".
Тётя Лена подсела ко мне ближе и нежно обняла.
— Расскажи, что было дальше, — попросила она.
— В кабинете играла музыка. Она всегда играет, а иногда очень громко.
— Почему? — поинтересовалась психолог.
— Чтобы не было слышно, как кричат девочки, — переходя на бесцветный голос и словно впадая в транс, ответила я. — Я вошла, и директор предложил мне конфету. Она была горькой и противной. А потом я запила её чаем. Он тоже был таким странным и гадким. Потом он предложил мне сесть ему на колени и стал меня раздевать…
Читать дальше