Савелий богатый дом в уезде на самой широкой улице держал. А на белом камне захотелось ему соорудить охотничью заимку. Не столь, поди-ка, для охоты, сколь для барского выгула. И в Сибири тогда хватало всякого такого добра. Финтифлюшки, прищебетники, лизунчики — помогали баровьям чужое проживать.
— Этого нам в деревне только и не хватало! — сокрушались больше остальных матери невест. — На распутство нами только ещё не глядено... Не уступай, Кондрат, белого камня!
— Не уступай, — вторили и остальные селяне. — Ежели что, мы за тебя всею деревней пойдём.
А Савелий не отстаёт от Кондрата:
— Я тебе столько денег дам — два дома поставишь!
— Нет! — упёрся парень. — Сам я тут живу на птичьих правах. Что как Акентий возьмёт да и воротится?
— Какой Акентий?! — беленился Савелий. — Ты чо, сдурел? Ты слыхал когда, чтобы с того свету людей отпускали земные споры судить?
_ А ты? Нешто видел Акентия на том свете-то?
— Так ить все говорят, что колдун в озеро канул!
— Озеро — не тот свет, из него и выплыть можно.
Савелия Брюхова такой разговор только заквасил: обидою барин запыхтел, досадою через край полез. И топал-то он, и деньги совал, и криком краснел... Кондратий же тихой водою капает своё:
— Нет, нет и нет!
Не вытерпел Савелий Кондратова упорства — хлестанул несговора ременным кнутом от уха до плеча. Кровь брызнула. Уж настолько Кондратий Мешков был некипятной парень, а и он огнём вспыхнул — схватил вилы, подогнал хлестальщика к самому краю белого камня,
и ничего не оставалось Савелию, как только сигануть в озеро.
Кондратий думал, что напугал барина, да ить клещ рогов не боится. У того ещё и одёжка путём не просохла после купания-то, а уж он явился на Кондратьево подворье со двумя стоялыми холуями. Втроём-то они прижали Кондратия к стене: либо уступай место на белом камне, либо мы тебе чёрный на шею повесим!
Вынудили-таки Кондратия сорвать со стены охотничье ружье...
Сами трое только за деревней опомнились!
Однако барская правда на деньгах пасётся. А натом выпасе мурава сытная. Завсегда правда такая пересилит бедняцкую.
Скоро казённые сизари прилетели и на глазах у всей деревни забрали Кондратия с собой. Хмурых же мужиков ещё и по носам постукали: не вскидываться у нас!
Упекли Кондратия Мешкова скорым судом на дальние рудники, рубить кайлом неистощимую породу. Савелий же очистил от Кондратьева скарба озёрный камень, всё можное спалил, скотинёшку никакую роздал своим угодникам и... уже работники-плотники пилят, рубят, строгают, мазальщики глину месят, тесаря камень белый долобят, стараются. А баринов приказчик бегает по деревне — скупить мужиков норовит, Савелию подмогнуть.
Но ни один простак даже не подумал ухом повести в сторону зазывалы — хоть кучу денег сули, хоть две. И бабёнки как сговорились: все повязались чёрными платками, будто глубокой печалью легла на них Савельева радость.
Понял Савелий, что под ним его же навоз загорелся; ежели так продолжать, то и волдырями недолго покрыться.
Стал он перед деревней улыбаться бегать. Но мужикам-то видно, что из-под Савельевых улыбок всякий раз готовы клыки прорезаться. А там, гляди, и щетина поднимется на загривке. ОЙ, во-олк!
И всё-таки построился Савелий на белом камне. С богатого своего подворья выдолбил он в камне лесенку прямо к озёрной воде, от нижней ступени отвёл к берегу откидные мосточки, чтобы можно было их убирать перед незваным гостем. Прежний пологий скат обрубил от камня долоёжкою, и стала Брюховская заимка неприступной креПостТЬюЮ.
— Думали, что без вашей подмоги мне не построиться? — как-то спросил на улице Савелий мужиков. — О! Глядите! Скоро новоселье, а вы, дураки, приработок такой упустили.
— Ну что ж, — ответил Савелию из толпы бойкий человек. — Не спели на радостях, подтянем на веселье...
Не пустое молвил Савелию бойкий говорун. Его обещание вспомнилось в укромном местечке удалыми ребятами:
— Посветить бы надо Савелию нонешней ночью. Пущай к новоселью готовится.
— Как ему посветишь? В дом он нас с тобою не приглашал и не собирается. А ежели ему снаружи светить, так уж больно долгая свеча нужна.
— Хо! Есть такая свеча! — порадовал шептунов тот же бойкий мужичок, что с Савелием на улице перекинулся. — У белого камня лиственку долгую помните?
— Ну?!
— Ежели умело её подпилить, она вершиною в аккурат на Савельеву крышку ляжет.
— И-и-и! — подивились оговорщики такой простоте. — Умно! Смола! Она, лиственка, будто в керосине варена. Хорошо гори-ит!
Читать дальше