Владимир Ильин - Напряжение 4 [СИ]

Все, что удалось сделать самому Олланта после этого – это добиться прохождения паспортного контроля в герцогстве Беларусь. Им нужно было в Россию, они не спали всю ночь во время маетного и нелегкого двенадцатичасового перелета из Лимы с дозаправкой в Амстердаме, но готовы были двигаться и дальше – по небу ли, а если его так и не откроют, то по земле, ведомые верными сведениями и фотографиями с их Тинтайа, купленными за золото.

Момент перехода границы ознаменовался потерей к ним интереса со стороны вооруженных сил Империи. И немедленного возникновения паники приборов от пристального внимания средств противовоздушной обороны герцогства. Никто не обещал им теплого приема – равно, как оказалось, и вообще какого-либо желания принимать на своей земле трех «виртуозов», шесть «мастеров» и два десятка «учителей». Да, наличествовало согласие Российской Империи на прохождение таможенных процедур – но для этого надо было приземлиться на территории суверенного государства… И это уже всерьез приводило в бешенство уставших, морально измотанных людей, желавших спасти свою родственницу. Вплоть до того, что с виду спокойный Катари поделился мыслью, что этот город вполне может обойтись и одним аэропортом.

Вновь Аймара Олланта занял кресло рядом с телефонной трубкой, отогнав слишком молодых и горячих – даже если тем шел пятый десяток лет. Раз продолжают думать титулом и рангом, игнорируя простые истины, то пока что слишком, недостойно молоды…

Никто в этой части земного шара не обязан знать, насколько вы могущественны, богаты и имениты. Все, что может объединить до того незнакомых людей – это эмоции от горя потери, ощущаемые одинаково всеми людьми, вне зависимости от их происхождения и боевого ранга. Его сын желал разговаривать с самым главным, а Олланта искал союзника за напряженным и неуверенным голосом авиадиспетчера.

Великий человек совершенно не боялся показаться слабым, старым и уставшим. Патриарх рассказывал все, как есть, выступая просто дедом, желающим вернуть свою внучку домой. Он спокойно давал клятву за себя и своих людей, гарантируя безопасность – хотя чувствовал изумление от своих людей рядом: патриарх редко давал слово даже императорам. Кто-то произнес вслух, что даже одного аэропорта этому герцогству будет много.

Но в итоге – им дали зеленый коридор. А когда самолеты остановились после рулежки возле здания терминала, вышло так, что даже самым агрессивно настроенным членам карательной команды стало неловко.

Их встречали у трапа – с эмоциями, как встречают близких родственников, попавших беду. Им заглядывали в глаза, аккуратно брали за руку, пожимая, словно боялись передавить – и массивный мужчина в военной форме с большими погонами с деликатностью, которую не смог перевести переводчик принимающей стороны, заверил, что им окажут всю возможную помощь. Более того, герцог Лукаш уже в курсе, и скоро лично прибудет.

Только, будьте так добры, выберите двух или трех представителей для решения формальностей – совсем не нужно всем трем десяткам боевиков и половине сотни технических специалистов и дознавателей ожидать в общем зале, раз небо в Россию совсем скоро откроют. Олланта и Катари переглянулись, и согласились с этим доводом, проследовав за встречающей процессией к отдельному входу в терминал – для высокопоставленных гостей.

Их обгонял тихий шепот сочувствия – открывающий перед ними двери, расчищающий путь и смотрящий вслед за двумя седовласыми господами в красно-бело-золотых накидках без насмешки и праздного любопытства. За шесть сотен шагов по холлу, затем на лифте и до отдельного помещения в вип-зале – ни одной фальшивой улыбки, обязательной в иных местах по корпоративным стандартам. Только деловитость, серьезность, тревога и искреннее желание помочь.

Краем глаза увиденное табло пестрело красными линиями задерживающихся или отсроченных вылетов – и даже некое неудобство посетило Олланта. Хотя, конечно же, ситуация с рейсами была вызвана соображениями безопасности, а не отражало уважение к Аймара, ради которых заблокировали всех остальных. Но в этом-то и дело…

Им предоставили довольно симпатичную комнату, отделенную от общего зала высокими стеклянными стенами, нижние полтора метра которых были матированы и скрывали от остального пространства. Шесть на восемь метров доступного помещения занимали два жестковатых дивана с подушками и установленный между ними стол, выполненный будто бы из среза векового дерева – кольцевые меры лет были запрятаны под тонкий слой прозрачного лака. На дальней стене над головой еле шелестел звуком большой плазменный телевизор, прикрепленный за кронштейн к бетонной колонне.