Владимир Ильин - Напряжение 4 [СИ]

Дочерям большой семьи предписывалось обеспечивать лояльность к родной земле у иных великих кланов, что соседствовали с регионом влияния Го. С приходом возраста, девушек отправляли в семьи великих ванов – быть невестами наследников и их братьев. Вернее, одними из трех-пяти невест вдобавок к тем, что уже имелись и обязательно будут позже. Стоит ли говорить о том, что старшие жены относились к новой супруге прохладно? Более того, без малейшего энтузиазма на этот союз смотрел и сам жених, но вынужденно принимал его, как политик. Потом этот политик находил в новой жене нечто особенное и приближал к себе. Если он не был наследником – находил в себе амбиции им стать. Если уже претендовал на престол, то в самом скором времени со скорбью в сердце провожал на погребальный костер бывшего главу и правил согласно собственной мудрости и таланту. Бездарные правители в самом скором времени скатывались до уровня ничтожеств, платящих дань великим Го. Великие – громили соседей до уровня ничтожеств, платящих дань великим Го. Ну а сам клан Го к этому времени уже растил новую поросль очаровательных нимф, вживляя им с детства сердце змеи и цинизм желтой обезьяны, грациозность серой цапли и безжалостность черной вдовы. Девушки, цель которых – пройти по головам и исполнить предначертанное, не обязательно добивались успеха. Но и тысячелетний клан Го никуда не спешил. Все легенды мира связывали великие падения, горе и битвы с прекрасным полом – так разве надо придумывать что-то еще?

Начнется война – уйдут мужчины. Император созовет великий поход – уйдут мужчины. Нападут враги – уйдут мужчины. И лишь верная жена останется присматривать за хозяйством. Самое важное – кому она будет в самом деле верна.

Подозревали ли великие ваны об этом? Истина: «жены всех великих полководцев были из рода Го» – станет главным ответом на этот вопрос. А о судьбах ничтожеств никто не вспомнит, равно как и о девичьих фамилиях их супруг.

То, куда ведут непрерывные диеты и иголки под воротником для осанки шеи, странные лекции и подзуживания теток-наставниц подставить подруг – Дейю стала смутно догадываться на одиннадцатом году жизни. До этого возраста психику детей еще берегли, наставляя по стезе точных наук и алхимии, каллиграфии и умению читать пути звезд. Еды было мало, сна было мало, так что, по совету мудрой старухи-распорядительницы этажа, нажаловаться на обидевшую ее сестру и забрать ее порцию на общем ужине, зная точно, что ту наказывают, и она не придет – было весьма заманчиво. Равно как и мерзко – и Дейю промолчала в первый раз. Промолчала и во второй, даже после того, как подставили ее, и вместо горячей еды ей досталось поливать из тяжелой бочки карликовые деревья в продуваемой всеми ветрами мансарде. Потом, после череды новых подстав и уже прямых приказаний наставниц не оставлять это дело просто так, пришло понимание уготованной ей судьбе.

И Дейю, все тщательно обдумав, стала средней. Улыбчивой и глупенькой – но не убогой и тупой. Исполнительной, но такой раззявой, что поручить ей что-то сложное – означало, что «эта точно половину забудет». Средней по всем предметам, средней в физической подготовке – специально замедляясь или недоделывая подходы, средней в искусстве владения Силой – срывать контроль и специально замедлять исполнение техники было проще всего. А ведь хорошая жена должна обязательно выжить в любой придворной резне и защитить олуха-мужа…

Словом, Дейю стала не конкурентом никому. И от нее тут же отстали, разве что пытаясь манипулировать в интригах против друг друга – но, как было отмечено, исполнитель из Дейю получался аховый (каждый раз как на зло). Так что вскоре ее даже стали тихонечко опекать, такую убогую и неспособную, но добрую сестричку…

Наставницы, конечно, весьма печалились такому ходу дел – дева росла симпатичной и умненькой. Но – словно подменили, и неведомо – то ли упала неудачно, то ли возрастные изменения, то ли злая химия очередной отравы, которую испробовали на бедняжке старшие родственницы. Увы, ни медики, ни разговоры, ни алхимия, ни даже розги по пяткам не могли ничего изменить. Не было нужной злости – только покорная терпимость и чувство вины, а это преподавателей не устраивало совершенно. Так что в дни, когда девочка сидела у камина в главной зале и вышивала на пару с древней старухой, чье имя мало кто помнил, а ее сестры уже вовсю манипулировали новым завозом молодых слуг – тоже молодых, но на их беду – наивных, от Дейю уже никто ничего не ждал.