— Вы помните, что было, когда вы уже превратились?
Она медленно кивнула, не отнимая рук от лица.
— А как вы превратились обратно?
Она снова кивнула и наконец подняла голову.
— Я летела… — прошептала Джоан. — Это было ночью, но я видела все очень ясно, как днем. И у меня были огромные крылья. Огромные серебряные крылья.
— Серебряные? — перебил Генри. — Вы уверены?
— Уверена, — она кивнула и шмыгнула носом. — А потом… Мне кажется, дракон со мной говорил. Только я ничего не поняла. Но почему-то я села, а в следующий момент это уже была снова я… В смысле, совсем я. Но я не могла встать, и даже пошевелиться. Я лежала и думала, что теперь я умру в этом лесу, а потом я заснула… А проснулась уже здесь, в замке.
— А кто решил, что вы будете жить в этой комнате?
Джоан подняла на него глаза. Они были зеленые, с ореховым оттенком ближе к зрачку. Очень теплые и совсем не драконьи глаза.
— Вообще-то вы не можете ко мне прикасаться, лорд Теннесси. Только к руке, и только по особым случаям.
Генри тут же отпустил ее плечи и отошел на пять шагов, предписанных этикетом. Джоан достала тонкий батистовый носовой платочек и аккуратно промокнула им глаза и нос. Это было очень странно — жест придворной дамы у девочки. Пусть и принцессы.
— Я сама так решила, — серьезно ответила она.
— А почему?
Джоан посмотрела на него поверх платка.
— Я не хочу… больше… превращаться, — она поморщилась. — Никогда больше. Я подумала, что, чем меньше я буду всех видеть, тем больше вероятность, что этого не повториться. Я ведь права?
— Отчасти. Конечно, общаясь с другими людьми, вы скорее на кого-то разозлитесь, или просто начнете волноваться, а это может послужить причиной превращения. Но не только.
Она вопросительно приподняла брови.
— Любая сильная эмоция может это сделать. Например, отчаяние. А если очень долго сидеть здесь взаперти, в одиночестве… Чем вы вообще занимаетесь целыми днями?
Принцесса фыркнула, полунасмешливо, полусердито.
— Читаю. Папа составил мне список, который я все равно не прочту, даже если просижу тут вечность. А еще я рисую. Вышиваю. Я даже начала шить со скуки, хотя мне вообще-то не положено. Хотела научиться играть на лютне, но для этого нужен учитель…
— И вы совсем не выходите?
— Вниз — нет.
— Вниз?..
— Ну… — Джоан смущенно уставилась в пол, — иногда, когда становится совсем тоскливо, я вылезаю на крышу.
Генри мысленно прикинул, как можно вылезти на крышу башни из комнаты. Теоретически, он смог бы это сделать, но до сих пор Генри считал, что по части способности к смертельным трюкам на большой высоте он был единственным в своем роде.
— И вы не боитесь высоты?
— Раньше боялась. А теперь нет. Совсем нет.
Он кивнул, мысленно отмечая и этот факт в череде остальных.
— Вы хотите еще что-нибудь узнать? — спросила принцесса после некоторого молчания.
— Наверняка. Но пока ничего в голову не приходит.
Он заметил, что она опять закусила губу.
— Что такое?
— Скажите мне, только честно… Со мной все очень плохо?
Генри покачал головой и улыбнулся. Джоан удивленно посмотрела на него.
— Вообще-то… Вообще-то, с вами все отлично.
— Правда?
— Правда.
И тут принцесса, до сих пор державшаяся очень по-взрослому — слишком по-взрослому для тринадцатилетней девочки, — сделала то, чего Генри никак от нее не ожидал. Она высоко подпрыгнула, хлопнула в ладоши и издала победный клич, достаточно громкий, чтобы из открытого окна он разнесся над замком и окрестностями.
* * *
Король ждал у основания винтовой лестницы. При виде Генри он вздохнул с видимым облегчением и нетерпеливо спросил:
— Ну как?
Генри покачал головой.
— Не здесь, ваше величество.
В кабинете король кивнул Генри на кресло у небольшого столика, столешница которого представляла собой шахматную доску из очень дорого дерева и слоновой кости. Фигур на столике не было.
— Раньше мы играли с принцем, — король заметил взгляд Генри. — Но в последнее время Джон редко ко мне заходит. Я потом обязательно заставлю тебя сыграть со мной.
Генри еле заметно поморщился. Он знал, что король играет из рук вон плохо, и каждый раз не мог понять, что лучше — честно выигрывать или поддаваться, проявляя верноподданнические чувства.
— Рассказывай. Насколько все плохо?
Генри внутренне улыбнулся тому, что отец и дочь задали ему почти один и тот же вопрос.
— Все не очень плохо. Во многом — сильно лучше, чем могло бы быть. Но в любом случае что-то сделать прямо сейчас нельзя.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу