Диана Джонс - Хранители волшебства [litres]

К моему удивлению, плита довольно легко съехала в сторону, и я выскочила Оттуда, что твой заяц. И выпрямилась, стоя на коленях: мне стало еще страшнее. Вовсю сияла полная луна. Она стояла высоко в небе, маленькая, прямо золотая, и заливала льдистой белизной каждый кустик вереска, каждый камень, и наш домик в отдалении на склоне холма превратился в серебряную шкатулку. Я видела, как в одну сторону на много миль тянутся горы, а в другую – темная, блестящая полоска моря. От луны было так тихо, что я даже слышала прибой – тихий-тихий потаенный гул, как бывает, когда приложишь к уху ракушку. И было так холодно, будто вереск серебрился и в самом деле от инея.

Я снова посмотрела в небо, на луну, и меня еще сильнее затрясло от холода и от стыда. Луна стояла высоко-высоко, и мне стало ясно, что еще середина ночи. Я, наверное, пробыла Там часа три, не больше. И никак не могла видеть Оттуда луну. Не та часть неба.

Тут до меня дошло, что тусклый свет, который я видела, на самом деле и был началом видений. Я совершила ужасную ошибку и прогнала их. От этой мысли я так испугалась, что юркнула обратно, схватила каменную плиту, дернула изо всех сил и как попало прикрыла вход, а потом съехала на каменный пол и в отчаянии съежилась там.

– Вернитесь, пожалуйста! – умоляла я видения. – Я буду паинькой. Даже не пошелохнусь!

Но больше ничего так и не произошло. Теперь, как мне показалось, Там стало еще темнее, чем прежде, зато не так холодно: я ведь спряталась от ветра. Однако за несколько часов, которые я просидела там, съежившись и вытаращив глаза, я так ничего больше и не увидела.

На рассвете, когда я услышала, что тетя Бек оттаскивает плиту, меня охватил кромешный ужас: ведь она, конечно, заметит, что плиту отодвигали. Но были еще сумерки, и, наверное, тетя Бек никак такого не ожидала. Так или иначе, она ничем не показала, что ее что-то насторожило. Кстати, она утверждает, что я крепко спала. Ей пришлось съехать вниз, ко мне, и потрясти меня за плечо. Но я слышала, как она это делала. Слышала и думала, что я врунья, каких мало. И к тому же бездарная.

– Ну, Айлин, – сказала тетя Бек, помогая мне подняться по склону – я совсем закоченела, – что с тобой было?

– Ничего! – И я разревелась.

Когда при тете Бек плачут, она всегда ощетинивается. Терпеть не может проявлять душевную чуткость. Она набросила мне на плечи душегрейку и повела меня вниз по склону, приговаривая:

– Айлин, уймись. Тут нечего стыдиться. Может, тебе еще рано. Бывает. Моя бабушка, то есть твоя прабабушка Венна, три раза спускалась Туда и только потом что-то увидела, да и то всего-навсего ежика мельком.

– А вдруг у меня нет способностей? – выговорила я сквозь слезы. – Вдруг волшебство во мне разбавленное, потому что отец был чужестранец?

– Чепуха! – отрезала тетя Бек. – Твой отец был галлисский бард, и твоя мать выбрала его с превеликой тщательностью. «Бек, – сказала она мне, – у этого человека настоящий дар, и я непременно рожу от него дитя, у которого дар будет еще сильнее». Впрочем, когда он сгинул с принцем Аласдером, это не помешало ей потерять голову от верховного жреца Килканнона.

И это стоило ей жизни, уныло подумала я. Мама умерла, когда пыталась подарить миру моего брата. Ребенок тоже умер, и тетя Бек, мамина младшая сестра, вынуждена была взять меня на воспитание с пяти лет.

– Не волнуйся, – продолжала тетя Бек, – я с самого начала вижу в тебе зачатки великой волшебницы. Все придет, дай только срок. В следующее полнолуние попробуем еще раз.

С этими словами она втолкнула меня в дом, где за стенкой мычала корова и кудахтали куры, и усадила перед овсянкой. Значит, все-таки придется проделать это еще раз, – по-моему, именно эта мысль и нагоняла на меня уныние, пока я сидела и пускала сливочные реки в медовые озера.

– Ешь, кому говорю! – рявкнула тетя Бек.

Я послушалась, и мне стало немного легче, по крайней мере настолько, что я доползла до своей узкой кроватки и заснула. Спала я, пока день не склонился к вечеру и солнце не двинулось обратно к горизонту. Я бы и дальше спала, но тут в дверь тети Бек постучали.

– Откройте! – важно провозгласил пришедший. – Именем короля!

Это оказался тот мальчишка из Логры, страшно гордый, что голос у него теперь стал густой и мужественный. Еще неделю назад он то пищал, то рычал, и все смеялись над ним даже пуще прежнего. Тетя Бек открыла, и он торжественно вошел, очень величественный в новенькой военной форме, с перекинутым через плечо тяжелым пледом из тартана королевских цветов, аккуратно собранным в складки.