Екатерина Каблукова - Любовь дракона [litres]

На самом деле все было просто: она устала. Устала от своего скудного, вечно перешиваемого гардероба, устала от местных кумушек, мнивших себя лучшими подругами ее покойной матери и потому позволявших себе постоянно поучать ее и, самое противное, сватать любому, как им казалось, подходящему кандидату.

Сейчас таких оставалось двое: толстый вдовец, бывший торговец, купивший имение неподалеку и подыскивавший себе аристократическую жену, и заядлый холостяк Ярдли, который уже неоднократно делал Эмбер двусмысленные предложения.

Поскольку девушка не желала общаться ни с одним из упомянутых выше кандидатов, она предпочитала оставаться дома, ссылаясь то на неважное самочувствие, то на неотложные дела. Корнелия, прекрасно понимая свою выгоду в незамужней падчерице, добровольно выполнявшей обязанности экономки, не возражала. Люси же всегда верила тому, что говорила старшая сестра, и, пожелав ей скорейшего выздоровления, садилась в карету, чтобы отправиться на бал или раут.

Эмбер не обижалась на нее, прекрасно понимая эгоизм, свойственный юности. Сама она считала, что сестре еще рано выезжать в свет, но не смогла переубедить отца, решившего, что лишь удачный брак Люси может поправить их дела. Он заявил об этом в своей слегка ленивой манере за обедом, в один из дождливых осенних дней.

Из-за протекающей крыши в столовой было сыро, не спасал даже хорошо протопленный камин. Отец с завистью поглядывал на жену и дочерей, кутающихся в шали. Курица в тот день оказалась пережаренной, а суп – пересоленным, и лишь когда перешли к десерту, отец заявил, что его младшей дочери настало время выехать в свет. Корнелия с улыбкой покивала головой, подтверждая слова мужа, а Эмбер с удивлением переводила взгляд своих зеленых глаз с отца на мачеху:

– Но ведь ей всего шестнадцать!

Она сразу пожалела о своих так опрометчиво вырвавшихся словах, поскольку сама Люси обиженно надула розовые губки, а отец разразился длинной малопонятной тирадой. Корнелия же с неприятной улыбкой посоветовала падчерице не завидовать младшей сестре по поводу внешности и смириться с тем, что в свои двадцать шесть лет она уже вряд ли получит предложение и останется старой девой.

Эмбер едва сдержалась, чтобы не бросить вилку с ножом на тарелку. Лишь хорошие манеры, привитые мадемуазель Джонсон, много лет прожившей в имении и уделявшей воспитанию девочек немало времени, позволили ей избежать опрометчивого поступка. Она нашла в себе силы пробормотать извинения, после чего внимание отца и мачехи вновь перекинулось на Люси и обсуждение ее нарядов.

Движимая беспокойством за сестру, Эмбер попыталась переговорить с отцом наедине, но он лишь отмахнулся и посоветовал дочери заниматься хозяйством. С отчаянием она смотрела, как для Люси перешиваются старые наряды Корнелии, как сияют от предвкушения небесно-голубые глаза сестры.

В это время Эмбер несколько раз пыталась разобраться, не завидует ли она красавице сестре, но понимала, что не променяла бы ни бельевую, ни кухню на красоту, за которую придется платить нежеланным замужеством. Оставалось лишь уповать, что Люси повезет.

С началом зимнего сезона Доусоны начали вывозить младшую дочь в свет. Балы сменялись ассамблеями и утренними визитами к новообретенным подругам, у которых были старшие братья. К удивлению сначала отца, а потом и самой Корнелии, к середине сезона Люси не получила ни одного предложения.

Эмбер, наученная горьким опытом, не вмешивалась в их злые разговоры за обедом, предпочитая быстрее выйти из-за стола. Она не любила отца, питая к нему лишь уважение, положенное главе семьи. По правде сказать, он был для нее практически незнакомцем, в доме которого она жила. Полностью подчиняясь желаниям своей красивой жены, он игнорировал дочерей, предоставив их заботам сначала гувернантки, а затем – самой Корнелии.

Атмосфера становилась все более напряженной. Долги росли. Портниха в ближайшем городе дважды отказывалась перешивать очередное платье, и лишь умелые уговоры мадемуазель Доусон подвигли эту строгую даму взяться за работу в долг. Измученная придирками Корнелии, требовавшей подавать в столовую лишь иностранные блюда, кухарка уже три раза грозила уйти.

Эмбер выбивалась из последних сил, пытаясь сгладить напряжение между слугами. Она осунулась и побледнела, под глазами залегли темные круги.

– Милая, уж не заболели ли вы? – поинтересовалась Фанни Марлинг, встретив ее в городе, куда Эмбер выехала за покупками.