Анна Шилкова - Нарисованная красота (СИ)

Теперь, когда в нее попадал яркий солнечный свет, комнатка казалась крошечной и заброшенной. Везде пыль и грязь, в углу под потолком паук, ларь и тахта занимают почти все пространство.

Критически оглядев платье, на которое добавились еще и пятна крови, я пришла к выводу, что первый день какой-то неудачный.

Гном тем временем, ласково бурча, отвел меня вниз и посадил на лавку.

— Ты прости, сиротка, но мне идти надо. Я заверну к тебе, коли рядом буду. Не против? — Он заглядывал в глаза, и весь его вид был извиняющимся.

— Да, конечно. — Горько улыбнулась я.

Мужчина, так и не представившийся, громко бухая тяжелыми ботинками, ушел, оставив меня одну с раненой рукой.

На улице был яркий день, я все еще хотела есть и пить, рука начала болеть, а я сидела и, не шевелясь, смотрела в одну точку. Не знаю сколько сидела.

— Так, — вслух начала рассуждать я, — возможно, я сплю, а сны должны быть только хорошими. Так что, Ирина Петровна, прекрати раскисать и выпей, наконец, воды, а то до еды не доберешься.

Мысль о том, что в таком запустелом доме может не оказаться еды, я малодушно затолкала подальше.

Сосуд для воды я нашла быстро — над печью была прикрытая грязной занавеской полка, где стопками теснилась едально-питейная посуда. Вся она была из обожженной глины, что навевало определенные мысли. Особенно в купе с дикими ароматами, которые издавало мое и чужие тела. Гном, кстати, плохо не пах и я запоздало покраснела еще раз, сообразив какое амбре от меня исходит.

Вода была выпита — вполне вкусная, кстати, и я хотела было приступить к поискам еды, но решила сперва и тут разшторить окна.

Их было два, они были грязные, но свет пропускали. Тряпки, изображавшие шторы, тоже были очень плотными.

Теперь, когда комнату стало видно, и ее состояние еще больше бросалось в глаза.

Я уже некоторое время обдумывала вопрос о том, как такое могло получиться. Все мои представления о таком укладе жизни пока что шли в разрез с суровой реальностью. О моем странном положении старалась не думать, мысленно переводя все это в сон. Хотя визг тормозов и звук удара машины о мое тело то и дело всплывал в памяти, я не хотела думать, что я умерла там дома. Там оставались родители и учеба, которую я вполне искренне любила. Я не была готова со всем этим расставаться.

Собравшись с мыслями, я решительно пошла в атаку на неисследованную дверь в пределах кухни. Как я и полагала, за ней пряталась лестница вниз. Дверь давала немного света, но рассмотреть отсюда, что там внизу мне не удалось. Спускалась аккуратно и очень медленно — саднящая рука не давала возможности забыть о состоянии всего вокруг. Внизу нашлись шкафы, лари и полки, было замогильно холодно. Особых пищевых богатств не было, но была мука, небольшой камешек соли и несколько банок с соленьями. Ничего из содержимого опознать в неверном свете не удалось. В лари заглядывать не стала, во избежание дополнительных неприятных сюрпризов.

Наверх я утащила самый большой бочонок и в нем на поверку оказалась квашенная капуста. На голодный желудок не комильфо, конечно, но ничего лучше у меня не было. Выпив еще кружку воды, я с опаской сковырнула крышку с бочонка и первое, что увидела — это пузырики на поверхности.

Когда моей маме хотелось капустки, наша кулинарка-волшебница Лада всегда готовила ее в похожем бочонке. В первые дни после утрамбовывания засола она ее не трогала, а потом несколько раз в день протыкала до самого дна длинной деревянной палочкой. «Чтоб продышалась», всегда приговаривала она. Когда я была маленькой, а Лада молодой, мне доставалась почетная обязанность обеспечивать капусту дыханием и я с радостью тыкала в нее палочкой. Судя по пузырькам, эту капусту поставили давно, а продышаться ей не дали. Значит, она может оказаться очень горькой. Но желудок непрозрачно намекал, что его устроит и это.

Верхний слой я сняла, побоявшись его есть, и аккуратненько пальцами вытянула из серединки немного тоненько нашинкованной капусты. Цвета она была хорошего, не очень обильно облепленная морковью, но, тем не менее, не «продышавшаяся». Ожидаемо: она была горькой. Вприкуску с ней я выпила еще несколько стаканов воды, перестала чувствовать себя голодной, и переключила внимание на следующие насущные проблемы.

Первым делом, я пошла обследовать вторую комнату на втором этаже. Там была тахта побольше, такой же ларь и несколько гвоздей на стене, на которых раньше, видимо, что-то висело.

Окно тут тоже было, тоже зашторенное, что я поспешила исправить. Помещение, едва на него попал свет, тоже стало еще менее привлекательным.