Анна Шилкова - Нарисованная красота (СИ)

Прыщей я передавила за вечер так много, что они мне потом снились, но оно того стоило: к этапу нанесения макияжа все наши гостьи были чистыми и ухоженными. Как и в случае с родным городом Литты уход лег на благодатную почву: кожа реагировала на продукты едва не с первого прикосновения, тут же показывая положительную динамику. И даже ни одной аллергии не было.

Волос состригли пол ведра, судя по итогам торопливого подметания. Некоторых я бы вообще на лысо побрила и отрастила бы новые богатства, но нельзя — общество не поймет.

Оба приема пищи примирили Хельта с суровой действительностью: гости очень высоко оценили его старания (и мои рецепты). В высшем обществе меньше, в купечестве больше, но было принято выражать мнение о еде вслух и количество похвал, я точно видела, растопило кашевое сердце домового.

После ужина, когда мы приступили к созданию для наших гостий макияжа, те, кто не был занят кем-то из моих девчонок в настоящий момент, ходили и смотрели, что они делают. Пару раз я удержала визажистку от контурирования румянами или попытки нарисовать стрелку до середины виска, но в целом все шло очень неплохо.

Рыжая закончила первой и теперь отошла на несколько шагов, чтобы оценить свое творение. Ее гостьей была взрослая женщина, хорошо за сорок, с выраженными признаками старения кожи. Ее очень длинные темные с заметной проседью волосы гостья захотела выкрасить хной и басмой, так что теперь сияла черными как смоль волосами, которые визажист удачно уложила в прическу, лишь подчеркивающую их тяжесть и здоровье (хна, желатин и ножницы). Хотя после уходовых процедур кожа взбодрилась немножко, работа все равно была сложной. Лифтинг-макияж — это в принципе не просто. В целом, рыжая справилась. Я внесла лишь несколько штрихов — немного света в нужных местах, чуть-чуть вполировать пудру в тональную основу и макияж заиграл, разом скинув с женщины десяток лет и пару детей.

— Вау, — выдохнул кто-то из зрителей.

— Так красота-то нарисованная, — протянула другая, более скептично настроенная гостья.

— Дура ты. — Тут же влезла третья.

Предмет зарождающегося спора между тем привели к зеркалу, где она увидела свой самый первый (я почти уверена) по-настоящему красивый образ. Женщина смотрелась величественно и властно даже в халате — как влиятельна хозяйка, какой она и являлась, ведь позволить себе сегодняшнее мероприятие могли себе только настоящие хозяйки жизни. Макияж на такой коже совсем натуральным сделать сложно даже с земной косметикой. Тональная моего же авторства основа по-прежнему плохо наслаивалась, так что все мои надежды были связаны с игрой света и тени в таких случаях и, пока что, оправдывались. Для девочек эта тема была самой сложной: им сложно было понять как должна кость отбрасывать тень на щеку, например. Или как блики должны появляться на выпуклых частях лица. Но вот сейчас я видела, что как минимум одной моей ученицы наука пошла впрок: она сумела разобраться с этим и провела прекрасную работу с кожей.

Остаток вечера прошел под постоянные вздохи и восторги. Когда все разъехались, скупив косметики на двести пятьдесят золотых (у нас еще остались запасы, хотя пока я сама не посмотрела на них — не верила) и забив нам запись на полтора месяца вперед, мы все пошли спать, потому как гудело все дело от такой усталости.

И если я утром подскочила за десять минут до первой записи, то внизу я нашла бодрых девочек, которые обсуждали вчерашний вечер и работы друг друга. Вполне дружелюбно обсуждали — мне понравилась та атмосфера в доме, которую я застала.

Наскоро позавтракав, я вышла в приемную — встречать мою первую клиентку на сегодня. А после этого произошел какой-то «тпруньк»: бах и уже вечер, я оттарабанила двенадцать человек записи, из которых со вчерашнего вечера были только двое, остальные новые-ароматные, сижу и меланхоличную жую кашу с мясом.

Следующие два дня, которые я так же принимала запись, прошли в точности как первый. И если девочки с огромной радостью брались за каждое новое лицо, выявляли потребности кожи, простраивали схемы и выявляли цветотипы, то меня к концу третьего дня можно было оставить за печкой, и я бы сама никуда не делась оттуда — как сверчок.

Мысль о том, что завтра у меня записи уже нет (я собиралась принимать только три дня) приятно грела меня на ряду с кашей с мясом, которую, будто из вредности, все три дня готовил на ужин Хельт.

Лемая все эти дни тусила с Хельтом и ей все нравилось: он ее неограниченно кормил, ласково трепал по голове, да и вообще отнесся к ящерке как-то по-родственному. Ей одной он травил всякие веселые байки, разрешал снимать с еды пробу и позволял спать на своей полоти над печкой.