Николай Дронт - Придворный

— Стах Тихий. Известен? Кто таков? Какого нраву и поведения?

— Ученик выпускного класса. Сегодня у них был экзамен. Отец — лекарь при городской больнице.

— Хулиган, буян, задира? — спросил второй охранитель, видом куда как осанистей первого.

Он успел выскользнуть из второго экипажа и встать рядом с первым молодцом.

— Шутить изволите. Тишайший мальчик, мухи не обидит. Ни в чём таком ни разу замечен не был. Как гимназисты про него говорят "ботаник".

— Точно? — усомнился осанистый и со значением посмотрел на Ганса. — Не выгораживаешь?

— Дело знаем, — оскорбился швейцар. — Восемь лет при месте.

— Тогда, любезный, отведи-ка ты нас к школьному инспектору. Да про вопросы помалкивай. Понятно?

Мэтр Ториан привёз нехорошие вести, и Тогаст Венкранц, богатый купец, сразу после обмена приветствиями, потребовал:

— Мэтр, не тяните! Что узнали про Сузика?

— Не хочу говорить банальные фразы "я же предупреждал", "сколько верёвочке не виться", но дело очень плохо. — Ходатай тяжело вздохнул. — Настолько плохо, что и не знаю, как можно было бы сделать хуже. Пристав под арестом. Всплыли старые делишки Сузиковской компании. Мне не разрешили встретиться с ними, ведь сейчас они в Коронной тюрьме, а туда так просто не пройдёшь. Удалось узнать, за какие грехи их приняли. Друзья здорово накачались в весёлом заведении. Ну как обычно. Потом их, тоже как обычно, потянуло на подвиги. В переулке они напали на гимназиста, избили его, забрали деньги и какие-то вещи на сувениры. Тут это дело увидели проходящие мимо солдаты…

— И всё?! Ерунда! Я думал, что-то серьёзное случилось, — обрадовался родитель.

— И всё. Ерунда, — согласился мэтр. — Я протокол читал. Там написано: "На дворянина набросились четыре вооружённых грабителя, пробили ему кистенем голову, вытащили кошель с деньгами, сняли перстень-печатку, часы и другие предметы жёлтого металла. Убегая от преследования, отнятое успели выбросить, но на допросе сами же про то следователю рассказали." Небось, их допрашивал матёрый скорохват из уголовки, а они, не мудрствуя лукаво, ждали услужливого околоточного с проповедью о недостойном поведении и намёками на подношение. Что побитый дворянином оказался вы уже поняли? Хорошо, хоть из обычных, а не из высшей знати.

Напряжение сгустилось настолько, что его можно было нарезать ломтями.

— Что им грозит?

— Сами сказали "ерунда". Парень в больнице. Если умрёт, то сочтут убийством дворянина группой простолюдинов. Бунт при отягощающих обстоятельствах, а это четвертование. Если жертва оклемается, то их всего-навсего повесят за разбой.

— Как повесят?! За что! Они же дети! Просто озорничали…

— Как повесят? За шею. Кошель, вещи у жертвы забрали? Голову гирей пробили? Группой? Типичный разбой с отягощающими обстоятельствами, любой судейский подтвердит. У парня несколько золотых вещей отняли, не известно ещё сколько в кошельке денег было. Придёт в себя, расскажет. Тогда может добавиться хищение в крупном масштабе.

Венкранц с надеждой спросил:

— А если кто из Сузиковских приспешников за деньги на себя вину возьмёт?

— По смертной статье? Не получится. Дураков нет, на том свете золото не нужно.

— Может судейские подношение примут? Готов заплатить сколько скажут.

— Здесь вам не прежние грешки, когда сунули десяток-другой золотых потерпевшему, подмазали околоточного и дело замялось. Сейчас по закону следствие вести будут. Суд состоится сразу, как получат подписанные показания или свидетельство о смерти. Если гимназист умрёт — никаких шансов нет. Но если выживет, будем пробовать свести случай к драке. Коли парень не станет настаивать на разбое, а согласится принять компенсацию, то дело обернётся нанесением тяжких телесных повреждений вооружённой группой. Виновным, согласно Уложению о Наказаниях, дают до десяти лет каторги. Можно пробовать уговорить судью на нижний предел срока — два года каторжных работ. Меньше никак не получится.

— Заплатим гимназисту. Мошна стерпит.

— Может заартачиться и не взять, — предупредил адвокат.

— Чтобы не артачился, — весомо пробасил опытный купец, — надо дать очень много. Столько, чтобы уж точно взял. Лишь бы выжил. Сам поеду в больницу, договорюсь. Мэтр, вы прикиньте, как Сузика с каторги выкупать будем.

Как же мне хреново! После вчерашней драки? Открываю глаза и слышу оглушительный вопль толстухи в белом фартуке и монументальном накрахмаленном чепце. Причём на улице едва начало светать. Простая просьба: "Простите, я спать хочу. Пожалуйста, перестаньте кричать." — почему-то привела женщину в неистовство. Она вскочила и убежала. Когда очнулся вновь, около кровати стояли уже двое, та тётка в чепчике и доктор в халате. Оба смотрят на меня, как на именинника. Просыпаться не хочется, но еле-еле разлепил глаза, приподнялся и спросил: "Где я? Почему не дома?" Эта тирада отнимает остаток сил, падаю на постель и опять проваливаюсь в беспамятство. В третий раз проснулся от шороха платьев и тихого шёпота: "Он уже дважды приходил в себя." Это сиделка говорит симпатичной девчушке лет шестнадцати, в маленькой шляпке с вуалеткой, в нитяных перчатках и в шёлковом бледно-розовом платье. На втором плане маячит фигура взрослой женщины, тоже в дорогом одеянии. Решил похулиганить и вслух громко произношу: