Александра Лисина - Дикий пес

— Садитесь, — с досадой повторил эльф, видя, что люди не торопятся выполнять его просьбу. — Ланниэль, Картис, прекращайте этот фарс или я попрошу Бел избавить меня от созерцания ваших пятых точек.

Наемники ошеломленно моргнули, а Белка вдруг звонко расхохоталась:

— Браво, Тиль! Кажется, ты становишься наконец нормальным!

— Отстань, — смущенно шевельнул ушами владыка.

— А вы, долгоносики мои лупоглазые… Ну-ка сели, как приличные мальчики, или я возьмусь за вас сам!

Лакр первым очнулся от ступора и, вняв совершенно серьезной угрозе для любимого тыла, торопливо плюхнулся на траву.

— Один есть, — кивнула Гончая. — Молодец. Кто еще не хочет получить пинок под зад?

Терг тяжело вздохнул и тоже сдался, а за ним опустились на траву и остальные.

— Все, не буянь, Бел: мы сели.

— Да-да, мы все поняли, — мученически вздохнул Лакр, а потом обернулся к царственному эльфу. — Простите, мастер… Вы не против, если я буду и дальше вас так называть? Так вот, простите, что мы не сразу поняли, но это маленькое чудовище… Бел, не хихикай… вынуждает нас грубо нарушить этикет.

Тирриниэль улыбнулся:

— Если бы вы видели, что Бел творит в моих чертогах, то сообразили бы, отчего столько моих сородичей уже много веков спит и видит, как бы его удавить.

— Но-но! — возмутилась Белка. — Не такой уж я злобный. Просто, когда Беликом бегаю, люблю пошутить. Я не виноват, что у некоторых напрочь отсутствует чувство юмора.

— Не продолжай, — пробурчал Ивер. — Мы уже знаем твое чувство юмора.

— Не-э-эт, на самом деле вы его еще не знаете. А вот когда я вам в настоящем виде покажусь…

— Не надо, — улыбнулся Ланниэль. — Боюсь, им станет плохо.

— Мм… все возможно. Но думаю, что это скоро случится. И вот тогда мы похохочем. В смысле я похохочу, а вы будете киснуть и думать, почему же были такими дураками!

— Я дураком не был, — возразил молодой маг.

— И я, — немедленно встрял Картис. — И повелитель — тоже.

— Зато Линнувиэль был. И половина ваших сородичей заодно. Правда, недолго, но все-таки… Ух, какие у них тогда были рожи! Тиль, помнишь, как я в первый раз?..

Тирриниэль кашлянул:

— Еще бы. Скажи лучше другое: кордон мы прошли, от Брегариса избавились, пару тайн нашим смертным друзьям открыли, Стрегона с того света вытащили… Что дальше-то будет?

Гончая в ответ широко улыбнулась и, дурашливо поклонившись, махнула рукой:

— Добро пожаловать, гости дорогие! Идемте знакомиться с моим настоящим домом!

— А тот какой был? — удивился Лакр. — Разве не Проклятый лес — твой дом?

— Нет, рыжий, — странно улыбнулась Гончая. — Дома не бывает войны. Идем. Я покажу тебе разницу.

Это было похоже на сон, на красивую сказку, которая развернулась вокруг наемников, мгновенно раскрасив мир совершенно новыми красками. Придав ему совсем иные цвета, загадочно приглушив звуки, щедро одарив дивными ароматами и поразительным чувством внутреннего покоя. Это было что-то непонятное. Удивительное настолько, что даже перворожденные смотрели по сторонам с восхищением и с каким-то детским восторгом.

Повсюду, где проходила Белка, приветливо распускались цветы — самые обычные, разной величины, оттенков и причудливых очертаний. Здесь свободно росли белоснежные лилии, застенчиво колыхались на ветру эльфийские колокольчики, голубые ирисы, желтые флоксы… никаких ядовитых капелек под ними, никаких шипов на усыпанных цветами кустах. Ни одной заостренной кверху травинки, ни единой ползучей лианы. Палисандры, как и положено, стояли гордо и прямо. Многовековые сосны словно с картинок сошли — высокие, стройные. Дубы, грабы, буки… но особенно много встречалось ясеней — величественных, в полном расцвете сил, нетронутых чужим присутствием, белоснежных. Действительно белоснежных, как в священной роще Иллаэра, при виде которых эльфы едва слышно застонали и машинально потянулись навстречу. Эти ясени… к ним безумно хотелось прикоснуться. Прижаться лбом и крепко обнять, молча испрашивая благословения. Причем чувство это было настолько сильным, что даже Тирриниэль не удержался и, проходя мимо особенно старого дерева, с почтением наклонил белую голову.

Между деревьями они не раз замечали чьи-то стремительные тени. С ветки на ветку бесстрашно перелетали крупные птицы. Деловито суетились пчелы. В траве шныряли кузнечики, стрекотали сверчки. Побратимы ошеломленно вертели головами, нигде не чувствуя ни угрозы, ни смутного ощущения, что за ними наблюдают или готовятся напасть. Здесь не виднелись неохотно уползающие с дороги змеиные хвосты. Никто их не боялся и не шарахался. Не прятались хищники за каждым кустом, не оборачивались вслед птицы, не вилась ядовитая мошкара, и не сыпался на голову смертоносный мох. Татуировки упорно молчали — никакой опасности нет. Путников охватило странное чувство покоя… необъяснимое умиротворение, словно говорящее, что раз уж им позволили ступить на эту благословенную землю, значит, доверяют и считают, что они не нарушат царящей здесь гармонии. Не растопчут грязными сапогами. Не сломают и не изгадят.